В редакции молчали: это было затишье перед бурей. Я делал вид, что ничего не произошло, продолжая заниматься текущими делами и никому не напоминая о судьбе запрещенной статьи. Еще через день стали раздаваться звонки знакомых и даже незнакомых людей. Все уже прочитали статью — она, как оказалось, пошла по рукам: самиздат работал безотказно и набирал обороты. Положение, в котором оказались редакционные боссы, было глупейшим: не реагировать они не могли, а как — указаний, видимо, не поступило. Заготовок на такой поворот событий не было ни у кого, а на быстрые решения внештатной ситуации бюрократическая машина вообще не способна.
«Царицу доказательств» был готов немедленно поставить в номер — главный редактор «Огонька» Виталий Коротич. Об этом сразу же стало известно и в нашей газете. Мышки суетливо забегали. Закулисная война продолжалась.
Поздним вечером один сотрудник редакции, от которого я меньше всего мог ждать действенной помощи, попросил по телефону о немедленной встрече. Он случайно подслушал доверительный разговор собравшихся «замов». «Готовьте приказ об увольнении», — повелел первый не первому, то есть заму рангом пониже. «Формулировка?» — деловито спросил не первый, даже не думая возразить, хотя именно он курировал те публикации, что сделали «Литературку» всемирно известной, и именно он пожинал лавры за их успех. «Нарушение правил работы с редакционными материалами, самовольный вынос их из стен редакции» — такой состав преступления нашел Изюмов, забыв про то, что так называемый «редакционный материал» был моей, а не чьей-то чужой статьей и что, стало быть, с ней я мог делать все, что захочется. Только я, и никто другой…
Тот, не первый, видно, все-таки устыдился. Внес поправку, которая должна была, по его мнению, подсластить заготовленную пилюлю. Он предложил сначала вручить мне премию за хорошую работу в только что истекшем году и лишь потом — приказ об увольнении: такая форма «объективности» водилась, как видно, в партийно-комсомольских кругах. «Ладно, — согласился Изюмов, — пусть так. Вызывайте Ваксберга на редколлегию. Потребуем от него объяснений, соблюдем все правила и — уволим».
Таким был рассказ нежданного информатора, раскрывшего мне их интриганскую кухню. Ветер перемен до них все еще не дошел, они всерьез считали его не ветром, а легким поветрием. «Предательство» кого-то из своих, которому тоже обрыдли их аппаратные игры, — такого представить себе они не могли. А о том, что намеченный к увольнению «нарушитель» про замысел их узнает заранее и их же перехитрит, — не могли и подумать.
На следующее утро врач писательской поликлиники, не вдаваясь в подробности, выписал мне по моей просьбе больничный лист (первый за всю мою жизнь!) — заседание редколлегии пришлось отменить. Тем временем выхода из положения искали не только в редакции. Готовилась реабилитация главных жертв зловещего прокурора — Рыкова и Бухарина. Имя Вышинского неизбежно должно было всплыть. Запрет статьи, которую уже прочитали тысячи людей и которая не сегодня-завтра появилась бы в зарубежной печати, становился просто абсурдным. 28 января статью все же в «ЛГ» напечатали — с дурацкой вставкой о предстоящей реабилитации, внесенной рукою Изюмова («Обвинения в измене скорее всего отпадут…» — на таком языке мог изъясняться не публицист, а партчиновник областного масштаба), и с редакционным врезом. Именно
Об этой смешной попытке отмыться назавтра снова сообщили газеты нескольких стран: поистине, пошли дурака Богу молиться… За такое «паблисити» на презренном Западе надо было бы заплатить миллионы. Родная газета устроила мне рекламу бесплатно. Лучшей премии придумать было нельзя.
Но еще более смешной поворот эта история получила спустя два месяца. Наложившие в штаны аппаратчики продолжали мешать процессу восстановления исторической правды. По личному распоряжению Изюмова в номер срочно была поставлена статья какого-то партийно-лубянского бонзы, трусливо укрывшегося под псевдонимом «Ю. Максимов» — называлась она «Ретушь трагедии» («ЛГ» от 6 апреля 1988 г.) и обращена против «возвеличивания бывших оппозиционеров», Бухарина прежде всего. На эту пугливую акцию достойно ответили «Известия». Анонимная реплика нашей редакции, беспомощностью и малограмотностью выдававшая ее автора, защищала честь «ЛГ» ссылкой на… «Царицу доказательств»: забыв о том, как та пробивалась на полосу, «опровергатель» назвал мою статью «значительной публикацией» и «принципиальным материалом». Цинизм поистине не имеет предела.