В зоне риска. Интервью 2014-2020

– Честно говоря, я боялся идти в армию. Несмотря на то, что вырос в рабочей среде, я, как и многие москвичи, был мальчиком, мало подготовленным к жизненным испытаниям. Не зря же презрительная армейская кличка «ЧМО» расшифровывалась иногда как «человек Московской области». После института я, не пройдя военной кафедры, служил рядовым в Группе советских войск в Германии, то есть, был оторван от семьи. Незадолго до призыва я, кстати, женился, что тоже не улучшало настроения ввиду долгой разлуки. Зато за время службы я написал сотню стихотворений, и, собственно, первые две мои книги составлены из стихов этого периода. Эти стихи охотно печатали журналы, в моих строках читался искренний патриотизм и непоказной оптимизм, чего советской литературе в ту пору уже катастрофически не хватало. Никогда больше в своей жизни я не писал стихи так плотно и интенсивно, как в Олимпийской деревне, близ Западного Берлина. Сублимация есть сублимация. Из армии я принёс в дембельском чемоданчике и наброски повести «Сто дней до приказа», которую закончил в 1980 году.

Должен отметить, по взглядам я был абсолютно советским писателем, нас воспитывали так, что если ты видишь недостатки жизни, то об этом надо обязательно написать, ведь именно с помощью литературы эти недостатки и изживаются. Я и писал в этой повести о проблемах советской армии, о дедовщине, о том, что нездоровый моральный климат в подразделениях не способствует нашей оборонной мощи, я был искренне убеждён, что помогаю армии избавиться от этой тяжёлой болезни. И крайне удивился, что сначала повесть запретили (Военная цензура встала насмерть), а когда в 1987 году после приземления Руста на Красной площади Андрей Дементьев всё-таки смог опубликовать вещь в «Юности», на меня набросились многие могучие структуры, прежде всего – ГлавПУР – Главное политическое управление Советской армии и Военно-морского флота СССР, орган, ответственный за партийно-политическую работу в Вооруженных силах. Объявили, будто я оклеветал армию. Именно такое обвинение было брошено мне с трибуны ХХ съезда комсомола. Но время показало, кто был прав в том споре…

Что же касается неуставных отношений в сегодняшней армии, то я уже много лет я вхожу в Общественный совет при Минобороны РФ, даже был какое-то время заместителем председателя, и могу сказать: для преодоления дедовщины, с которой так и не смогла справиться советская власть, нынче сделано очень многое. «Неуставняк» действительно сведён до минимума, причём добились этого благодаря целому комплексу мер. Оправдал себя и переход на одногодичную службу, не стало «салаг» и «стариков» в прежнем понимании. Серьёзнее занимаются личным составом офицеры, дорожащие теперь своими должностями. А сейчас я скажу вещь, на первый взгляд, удивительную. Большую роль в борьбе с «годковщиной» сыграло появление мобильных телефонов. Да-да! Я за всё время армейской службы смог из ГСВГ позвонить домой один раз. Письмо шло около десяти дней. А теперь? Боец, получивший фонарь под глазом от зарвавшегося сержанта, уже через пятнадцать минут звонит домой, и через день-два разъярённая мать, да ещё в сопровождении представительницы комитета солдатских матерей, стоит у КПП и вызывает на суровый разговор командира подразделения. Да и журналисты тут как тут… И приходится отвечать, почему в части младшие командиры распустились до рукоприкладства? Более того, теперь министр обороны Шойгу может увидеть любую воинскую часть в режиме реального времени… Вот он всё и видит. Себе дороже!

Так что, на мой взгляд, победа над дедовщиной одержана, хотя и не полная, полная невозможна. Неуставные отношения в замкнутом коллективе неизбежны. Зайдите в любой банк, и вы сразу заметите, что отношения между клерком, устроившимся на работу недавно, и тем, кто там служит уже лет пять, тоже подчиняются некоему негласному неуставному кодексу, это видно сразу. Но от казарменного ритуала до казарменного беспредела дистанция огромного размера.

– Сейчас армейская служба снова стала престижной после более чем 20-летнего упадка. Благодаря чему, как вы думаете?

– Благодаря путинскому курсу на суверенитет страны. Суверенитета с нищей, плохо вооружённой и расхлябанной армией не бывает. Это главное! Да, служить в армии снова престижно и выгодно. Офицеры стали получать очень приличную зарплату, появился «социальный пакет», в значительной степени решён и жилищный вопрос. Я служил в ГСВГ и хорошо помню, как люди жили в ставших тесными коммуналками домиках, которые построили для Берлинских Олимпийских игр 1936 года, в которых СССР, не желая иметь ничего общего с фашистским режимом, не участвовал. Зато сборная США занимала добрую половину олимпийской деревни. Так вот, условия жизни у офицеров и прапорщиков были неприглядные, здоровенная крыса на кухне была обычным делом. Только старшие командиры могли рассчитывать на более-менее нормальные условия проживания.