В зоне риска. Интервью 2014-2020

– Расскажите о Вашей творческой кухне. Вы интуитивный писатель или логический, изначально выстраивающий драматургию? Материал берёте из жизни или выдумываете?

– Конечно, литература – это самовыражение, но читателю она интересна лишь тогда, когда автор выражает не только себя, но и своё время, социум, духовную, культурную и политическую жизнь. Вы когда-нибудь видели на арене артиста, жонглирующего одним-двумя шариками? Нет. Засмеют. А в литературе жонглируют своим детским комплексом и гордятся. Смех и только! Сюжетно-тематический мотив всегда выплывает у меня из подсознания, я его долго, иногда годами выдерживаю, прикидывая: стоит ли овчинка выделки. А дальше замысел нужно одевать в слова, да и с компасом сюжета почаще сверяться. Это долгая многоступенчатая работа, требующая врождённой вербальной чувствительности и дара рассказчика, а таких в литературе ещё меньше, чем в Думе депутатов с принципами.

Сам для себя любую прозу я делю условно на три вида: «мемуары быстрого реагирования» (Лимонов, Довлатов, Конецкий), «фэнтэзи на заданную тему» (Пелевин, Сорокин, Крусанов), «вымышленная правда» (Артёмов, Козлов, Терехов). Себя я отношу к третьему виду, и мне совсем не надо разводиться, чтобы описать состояние мужчины, сбежавшего от испытанной жены к юной любовнице. Но я стараюсь всё-таки, чтобы мои герои действовали в тех жизненных обстоятельствах, которые мне знакомы. Если что-то я знаю плохо, то стараюсь изучить, как банковскую среду для романа «Замыслил я побег…». Писатель – это тот, кто через подробность и деталь умеет изобразить целое. Если я встречаю у автора фразу типа: «Он зашёл в какое-то помещение, где стоял некий агрегат, неизвестно для чего предназначенный», то немедленно выбрасываю эту книгу в помойку.

– У Вас встречаются эротические сцены, что для русской литературной традиции в общем-то смело. Здесь существует комильфо и моветон?

– Кстати, уровень мастерства прозаика проверяется на пейзажах, диалогах и эротических сценах. У нас в языке нормативная лексика, касающаяся интима, очень ограничена, надо искать метафоры, иносказания, казуальные неологизмы. Мой китайский переводчик на вопрос, как он справляется с эротическими сценами в романе: «Замыслил я побег…», ответил: «Легко! В русском языке плотских слов, как звёзд на башнях Кремля, а у нас, словно звёзд на небе…» Возможно и так, но эротические линии в моих романах «Грибной царь», «Гипсовый трубач», «Любовь в эпоху перемен», «Весёлая жизнь…», по-моему, удались. В отличие от Виктора Ерофеева я могу прочитать их вслух по телевизору, но детям лучше всё-таки не слушать…

– В одном из интервью Вы говорили, что, садясь за стол, забываете, что Вы «член партии и у вас есть жена». Что вкладываете в понятие «семейные ценности» и надо ли их защищать законодательно?

– В семейной жизни я за стабильность и не ищу материала для прозы в бытовых руинах и отходах. С женой Натальей мы состоим в браке 45 лет, у нас дочь Алина, которая мне сейчас активно помогает в делах Национальной ассоциации драматургов и моего авторского театрального фестиваля «Смотрины». Есть внуки – Егор и Люба, старшеклассники. Я за надёжность домашнего очага и уверен: человечество выживает благодаря семье. Что же касается гендерных игр и поиска острых ощущений, то они были всегда. Литература тому свидетельница. Но есть мера вещам. Например, за римским легионом обычно гнали стадо овечек и козочек – для релакса одиноких воинов. Чем закончила Римская империя? То-то и оно! А гей-парад – это тоже самое, что карнавал бронетехники…

Беседовала Дарья Ефремова

Газета «Культура», август 2020 г.