Сказав это, юный маг начал напряженно водить обеими вытянутыми руками над грудью и животом этой девушки – и под его пальцами заструилось призрачное колышущееся марево. Он водил так руками секунд двадцать, когда на белый свет показался первый осколок, будто бы сам собой вылезший из раны. Вскоре за первым осколком последовали и другие. Но Димка продолжал водить руками, пока не очистились все раны. Потом он опустил руки, и с силой тряхнул кистями, будто стряхивая с них брызги воды. Когда все закончилось, Димка своими пальцами собрал с кожи девушки окровавленные стальные цилиндрики и сделал знак Доку, чтобы тот приступал к перевязке.
Потом спецназовцы под наблюдением Димки бинтовали нашу пленную… Да какая же она пленная – сидит как миленькая у меня в черепушке, как и прочая гоп-компания, захваченная нами в поселке, и я уже скоро начну уставать от такого сожительства. Наверное, потому-то все боги и богини такие дерганые мизантропы, что им надоедают мелкие хотения людишек, желающих манны небесной, но не желающих для этого ударить и палец о палец. Я же не хочу быть никакой богиней, надоело это мне хуже горькой редьки. Но я понимаю меру своей ответственности – как за тех, кого мне всучили, не спрашивая моего согласия, так и за то, чтобы маленькому коллективу пришельцев из нашего мира не был нанесен коварный удар в спину. Как я поняла, здесь такое может случиться запросто – по приказу своего бога паства будет шпионить, убивать и предавать. А мы тут мешаем очень многим, ломая многолетнюю, если не многовековую, интригу.
Так вот, пока спецназовцы под присмотром Димки накладывали шины и бинтовали нашу пациентку, я отозвала в сторону капитана Серегина и отца Александра, и кратко изложила им то, что смогла узнать, подглядывая за операцией удаления из сознания Гретхен сатанинской опухоли. Священник молча кивнул, наверное, потому, что херр Тойфель тоже был им замечен и оценен. А вот лицо капитана Серегина надо было видеть. Просто невероятная смесь скепсиса и потрясения. Сатана был буквально рядом, в двух шагах – а его-то он и не заметил.
– Так вы думаете, Анна, – мысленно обратился ко мне православный экзорцист, – что этот херр Тойфель – это просто ребенок, играющий в солдатики?
– Очень злой и мерзкий ребенок, отче, – так же беззвучно ответила я ему, – гнусный мизерабль, которому доставляет удовольствие наблюдать, как страдают и мучаются люди. Я до сих пор чувствую себя так, будто провалилась в выгребную яму. Эта тварь ни на секунду не задумываясь, ради своего удовольствия замучает нас всех, включая детей, и потому у нас не должно быть к нему никакого снисхождения и никакой пощады, связанных с его «юным» возрастом.
– Это понятно, – согласился священник, – с Сатаной, какой бы облик он ни принимал и на какие бы части ни делился, мир невозможен по умолчанию. Тот, кто примирится со злом, тот впустит его в свой дом и, в конце концов, будет им поглощен. В данном случае я говорю о том, что у нашего врага, несмотря на всю его мощь и злобу, психология маленького ребенка и мы должны это использовать… Например, устроить из этой Гретхен хорошую ловушку.
– Наверное, это так, отче, – подтвердила я, – но эта сущность была очень сильно напугана, когда увидела призрак вашего покровителя. Она поняла, что это была ловушка, и думаю, больше никогда не вернется к этой Гретхен. К тому же вы сами сделали эту девушку моей подопечной, и я не позволю, чтобы она получила дополнительные психотравмы в довесок к тем, что у нее уже есть. И без того период реабилитации будет у нее долгим и тяжелым. Поэтому не стоит усугублять то, что и так находится далеко не в лучшем виде. Давайте лучше поймаем эту гадину на чем-нибудь другом.
– Хорошо, Анна, наверное, вы правы, – мой безмолвный собеседник мысленно вздохнул, – но если мы не сумеем выловить эту тварь и выкинуть во тьму внешнюю, то тогда, чтобы лишить ее корма, нам придется уничтожить подряд всех тевтонов до единого. Или – или – третьего варианта тут нет.
– Да, – согласилась я, – действительно, других вариантов нет. Но мы будем над этим работать, и надеюсь, что справимся с проблемой херра Тойфеля без геноцида тевтонов.
– Знаете, Анна, – подумал отец Александр, – вы еще слишком человечны для богини, но, может быть, так и надо.
Когда парни закончили перевязку, они переложили юную тевтонку на импровизированные носилки и отнесли в пещеру. Там ее осторожно уложили на расстеленное на земле сено, неподалеку от входа, в сухом и прохладном месте, прикрыв покрывалом из грубоватой шерстяной ткани. Спящая, а потому безмятежная, она казалась мне весьма хорошенькой, хотя и излишне бледной.