В закоулках Мироздания

Поняв, что здесь ему ничего не светит, кроме смертельной ловушки, херр Тойфель тут же сник и прекратил борьбу за эту несчастную душу, втянул свое черное щупальце, освободив душу девушки от своего присутствия, и обратился в бегство, после чего мое ощущение его чувств и эмоций куда-то пропало. Последнее, что сделал отец Александр, так это привычно «переключил» душу этой девушки на меня, чтобы свято место не пустовало и не привлекало разных паразитов вроде плута Гермесия.

Только тут я поняла, что, сканируя эту девочку, подслушивала самого Нечистого, и меня аж передернуло от ужаса и отвращения. Потом меня охватил страх от мысли, что херр Тойфель заметил меня, когда я его подсматривала и подслушивала. Как это вообще могло получиться – ведь он сверхъестественное создание, а я всего лишь обыкновенная женщина с некоторыми необыкновенными способностями.

– Не бойся, дочь моя, – неожиданно сказал мне закончивший свою работу отец Александр, – пока мы вместе, эта тварь из Мрака не посмеет приблизиться к тебе и причинить зло. Ну а потом ты сумеешь набрать такую силу, что это не ты будешь бояться его, а совсем наоборот. Это я тебе обещаю.

В этот момент я вдруг поняла, что священник произносил слова на мысленном, телепатическом уровне и за все это время он так и не разомкнул своих губ и, что самое удивительное – я его поняла.

– Да, это так, – мысленно подтвердил тот. – А сейчас, пожалуйста, просмотри сознание этой девушки и проверь, не откромсал ли я ей чего-либо лишнего.

– Хорошо, сейчас я сделаю то, о чем вы просите, – так же безмолвно ответила я и попыталась погрузиться в сознание девушки.

Но сперва у меня ничего не выходило, потому что тевтонка лежала без чувств, и мне попадались только какие-то бесформенные сновидения и грезы, по которым нельзя было судить о целостности ее сознания. Эротический окрас плавающих в нем образов говорил о том, что девушка созрела, но в то же время не согласна делать «это» с первым встречным, а жаждет встретить принца на белом коне. Для того, чтобы узнать о ней немного больше, мне требовалось, чтобы ее сознание полностью бодрствовало, и я принялась мысленно ее тормошить.

Сначала у меня ничего не получалось. Но потом девушка открыла глаза и хрипло по-немецки прокаркала пересохшим ртом:

– Где я, почему лежу тут голой? И кто вы, черт возьми, такие?

Для того чтобы прочитать основную информацию, хранящуюся в ее сознании, мне хватило и нескольких секунд. Ничего особо сложного: зовут Гретхен, возраст семнадцать лет, отец – какой-то очень высокий тевтонский чин, она – единственный законный ребенок, с детства воспитывалась как мальчик, закончила кадетскую школу и двухгодичное офицерское училище. А в этой самой части, что бросили в погоню за нами, находилась на предвыпускной практике. Последние ее воспоминания – страшный грохот и летящие прямо в лицо пыль и камни. Вот, кажется, и все.

Нет, вот еще кое-что – слово «русские», по рассказам кого-то из старших, то ли отца, то ли деда (скорее всего, деда) внушает этой девушке панический ужас, до икоты и колик в животе. Ну да – ведь мы как-никак враги, и именно на нас охотились тевтонские кавалеристы для того, чтобы одних убить, а других взять в плен. Нечего с ней церемониться! Мы с Серегиным почти одновременно наклонились над ее распростертым телом. Командир был в своей полной «лохматой» экипировке, с лицом, раскрашенным «под лешего» черными зигзагами устрашающего грима.

– Милая Гретхен, – сказала я, тщательно выговаривая немецкие слова, – мы тот самый ужасный страх, который ты носишь в своей душе. Мы и есть те русские, которых ты так боишься, и теперь ты наша пленница и душой и телом.

После этих моих слов девушка посмотрела на Серегина, вздохнула, глаза ее закатились, и она потеряла сознание.

– Анна Сергеевна, – укоризненно сказал мне Димка, поднимаясь с колен, – не будите ее больше, пожалуйста, а иначе я не смогу понять, как действует мое заклинание регенерации. В инструкции было сказано, что после его применения в качестве лечебного средства для восстановления организма требуются сутки полного покоя и неподвижности. Ну, если не сутки, то двенадцать часов как минимум. А ведь нам надо еще вправить ей кости на ногах и наложить лубки, и мне не хотелось бы, чтобы она чувствовала при этом боль.

– Хорошо, Дима, – сказала я и погрузила Гретхен в самый глубокий сон. – Как ты и хотел, она спит так крепко, насколько это возможно, и не проснется, даже если ты будешь резать ее на куски.

– Я не режу девушек, – хмуро произнес Димка и посмотрел на нашего командира. – Мы можем начинать, товарищ капитан. Если Анна Сергеевна говорит, что она ничего не чувствует, значит, так и есть. Сперва я вытащу из нее осколки, а потом пусть Док сделает перевязку и наложит шины.