В высших сферах

— Подойдите, мистер Мейтленд.

Судя по внешнему виду, его светлости было лет шестьдесят, он был седой, худощавый, но с широкими костистыми плечами и держался очень прямо, отчего казался выше. У него было длинное костистое лицо с выступающим подбородком, кустистые седые брови и твердо поджатые губы. Живые глаза смотрели проницательно, ничего, однако, не выдавая. Держался он так, словно был авторитарен от рождения.

Алан хоть и урезонивал себя, но все же нервничал, подходя к столу, — клерк, как того требовал протокол, оставался в комнате. Алан достал из портфеля отпечатанные на машинке копии заявления и аффидевита, которые он зарегистрировал в канцелярии. Прочистив горло, он объявил:

— Милорд, вот мои материалы и мое прошение.

Судья Уиллис принял документы, коротко кивнув, пододвинулся ближе к свету и начал читать. Поскольку клерк и Алан стояли молча, в комнате слышен был лишь шорох переворачиваемых страниц.

Закончив чтение, он поднял глаза — по лицу его ничего нельзя было понять. Так же резко он спросил:

— Вы намерены изложить вашу просьбу устно?

— Если это угодно вашей светлости.

Снова кивок.

— Приступайте.

— Обстоятельства дела, милорд, следующие.

И Алан в той последовательности, как он запомнил, описал ситуацию с Анри Дювалем на борту «Вастервика», отказ капитана корабля в двух случаях отвести безбилетника к иммиграционным властям на берегу и собственное мнение — подкрепленное его аффидевитом, — что Дюваля незаконно держат узником на корабле в нарушение основных прав человека.

Главным в этой ситуации, как хорошо понимал Алан, было установить, что содержание Анри Дюваля на корабле процедурно неправильно согласно закону и, следовательно, противозаконно. Если удастся это доказать, то суд — в лице судьи Уиллиса — должен автоматически издать постановление о нарушении Habeas corpus, приказать отпустить безбилетника с корабля, чтобы он предстал перед судом, который рассмотрит его дело.

Выстраивая аргументы и приводя цитаты в их поддержку, Алан почувствовал, что к нему возвращается уверенность. Он постарался ограничиться лишь перечислением пунктов закона, обойдя молчанием эмоциональную сторону участи безбилетника. Здесь считались с законом, а не с эмоциями. Все то время, пока он говорил, судья бесстрастно слушал — в лице его ничего не менялось.

Перейдя от вопроса о противозаконном задержании к нынешнему положению Анри Дюваля, Алан заявил:

— Департамент по иммиграции утверждает, милорд, что, поскольку мой клиент — безбилетник и якобы не имеет документов, у него нет законных прав и, следовательно, он не может требовать — как это делают другие в любом канадском порту — специального рассмотрения его статуса в качестве иммигранта. Я же убежден: тот факт, что он безбилетник и якобы не уверен в том, где родился, никоим образом не лишает его этого права.

Не соблаговолит ли ваша светлость рассмотреть такие случаи: канадский гражданин от рождения, отправившийся за границу и противозаконно задержанный, без документов, которые у него отобрали, решает, что единственный способ вырваться — это сесть безбилетником на корабль, идущий в его страну? Будет ли он в таком случае — из-за того, что числится безбилетником и у него нет документов, — отброшен в категорию несуществующих, поскольку он не может доказать свое законное право высадиться в Канаде, так как ему отказано департаментом по иммиграции в расследовании его дела? Я полагаю, милорд, что подобная абсурдная ситуация может возникнуть, если довести нынешнюю позицию департамента до ее логического завершения.

Кустистые брови судьи поползли вверх.

— Вы же не утверждаете, верно, что ваш клиент Анри Дюваль — канадский гражданин?

Алан помедлил, затем осторожно ответил:

— Этого я не утверждаю, милорд. С другой стороны, проведенное расследование могло бы выявить, что он — канадец, а этот факт не может быть установлен без предварительного расследования.

Когда у вас слабо аргументированное дело и вы это знаете, подумал Алан, надо хвататься даже за соломинку.

— Что ж, — сказал судья Уиллис, и на лице его появилось нечто вроде улыбки, — это бесхитростная аргументация, хоть и слабоватая. Это все, мистер Мейтленд?

Инстинкт подсказал Алану: «Выходи из игры, пока ты опережаешь». Он слегка поклонился:

— С почтением, милорд, таково мое заявление.

Судья Уиллис сидел в задумчивости в свете лампы и молчал. Мелькнувшая улыбка исчезла, и его лицо снова превратилось в суровую неподвижную маску. Пальцы правой руки тихо постукивали по столу. Через некоторое время он произнес:

— Тут, конечно, есть еще элемент времени — отплытие корабля…

— Если ваша светлость позволит: проблема с кораблем… — перебил его Алан. И уже хотел было объяснить задержку «Вастервика» в Ванкувере ремонтом, но умолк. Лицо судьи, когда Алан перебил его, потемнело от гнева, глаза под кустистыми бровями стали холодными. Алан почувствовал, с каким укором смотрит на него через комнату клерк. Он проглотил слюну. — Прошу вашу светлость извинить меня.

Судья Уиллис холодно посмотрел на молодого адвоката и продолжил: