В Венеции

Дворец, где жили дожи Венеции, построен вокруг просторного, но сумрачного двора. Один из его фасадов выходит на Пьяцетту, а другой на набережную со стороны порта. Оба эти внешние фасада отличаются красивой архитектурой. Невысокий портик, составляющий Бролио, поддерживает ряд массивных окон в восточном стиле, над которыми поднимается высокая стена с несколькими круглыми отдушинами. Третий фасад почти закрыт собором святого Марка, а фундамент четвертого омывается водами канала. Общественная тюрьма находилась на другом берегу канала. Знаменитый Мост Вздохов служил переходом из дворца в тюрьму.

Гондольер появился вскоре опять под аркою выхода на канал и быстро вернулся к гондоле. В одну минуту он переплыл канал, причалил к противоположному берегу и вошел в тюрьму через главную дверь. Казалось, он обладал какими-то тайными средствами, чтобы усыпить подозрительность привратников, потому что его везде пропускали без расспросов. Он миновал все внешние заграждения тюрьмы и пришел к той части здания, которая, невидимому, предназначалась для жилья.

Гондольер поднялся по потайной лестнице и, постояв с минуту у двери, осторожно постучал в нее.

— Кто там? — спросил тихий женский голос.

— Свой, Джессина, — ответил гондольер.

— Назови свое имя, а не то иди к другим дверям.

Гондольер приподнял маску, которая не только скрывала его лицо, но и изменила голос.

— Это я, Джессина, — сказал он.

Дверь отворилась.

Войдя в комнату и убедившись, что посторонних там не было, гондольер снял маску. Это был браво…

— Ты знаешь, что предосторожности необходимы, — сказал он, — И я надеюсь, ты меня за это не осудишь.

— Я ничего не говорю против этого, но я не могла отворить тебе сразу, не узнав твоего голоса.

— Что у тебя нового? — спросил браво, устремив проницательный взгляд на хорошенькое лицо девушки.

— Хорошо, что ты не пришел раньше в тюрьму, потому что от меня только-что ушли. Ты не был бы доволен, Карло, если бы тебя увидели?

— Ты знаешь, что у меня есть важные причины носить маску. И будь здесь кто-нибудь из твоих двоюродных братьев или какой-нибудь молодой венецианец — все равно я не хотел бы с ними встретиться и быть узнанным.

— Успокойся, это была моя двоюродная сестра Аннина, которую ты ни разу не видел. И я с ней вижусь очень редко, а ее брат никогда даже не приходит к нам. Если бы я не боялась, что она сейчас вернется, я пошла бы с тобой.

— Так разве она еще здесь? — спросил встревоженно браво. — Ты ведь знаешь, что я не хочу, чтобы меня увидели.

— Не бойся, она сейчас наверху у моей больной матери, и раньше, чем она войдет сюда, мы услышим ее шаги в коридоре. Тогда ты можешь войти в эту комнатку, как ты это уже несколько раз делал, и, если хочешь, можешь послушать нашу болтовню… Или… может быть, пойдем… но нет, не успеем…

— Ты хотела сказать, Джессина, что я могу пойти навестить…

— Конечно, Карло; но я боюсь, как бы любопытная Аннина не начала искать нас.

— Я могу подождать. Когда я бываю с тобой, я делаюсь терпеливым.

— Молчи! Это шаги Аннины. Спрячься скорей в комнату.

Браво скрылся в боковой комнатке, оставив дверь чуть приоткрытой. В это время Джельсомина пошла отворить кузине. С первых же слов Джакопо по голосу узнал дочь виноторговца.

— Ты полная хозяйка здесь во всем доме, Джельсомина, — сказала Аннина, опускаясь на стул словно от усталости.

— Я бы с радостью отказалась от того, что ты называешь хозяйством, если бы мама была в состоянии сама заниматься им.

— Что ни говори, а приятнее распоряжаться, чем повиноваться. Ну, давай поговорим о вчерашнем празднике. Была ты вчера среди масок, гулявших на Пьяцетте?

— Нет, я не могу оставить мать.

— Жаль, а в Венеции, кажется, еще ни разу не было такого торжественного венчания с Адриатикой и таких интересных гонок, как вчера. Да, это стоило посмотреть… И, представь, простой лагунский рыбак получил первую награду.

— Неужели не было более искусных гондольеров?

— Самые ловкие, говорят, участвовали в первой гонке, где мой Луиджи должен был бы взять первый приз, если бы товарищи ему не подстроили штуку на зло… Да, знаешь, — продолжала Аннина, осторожно оглядываясь по сторонам, — во второй главной гонке в числе других был один гондольер в маске, и говорят, что это был — представь кто? — Джакопо! Ты слышала о нем?

— Слышала; так называют одного страшного злодея.

— Да, надо удивляться тому, что делается в Венеции. Этот человек прогуливается где ему угодно, и никто не смеет ему сказать ни слова. Подожди, это еще не все; сегодня на заре, когда я возвращалась с Лидо, я видела, как в лагунах нашли труп какого-то молодого кавалера, и все называли Джакопо виновником его смерти.

Джельсомина вздрогнула.

— Это ужасно! — сказала она. — Но почему ты так рано была на улице? Неужели ты всю ночь пробыла на Лидо?

— На Лидо?.. Да… Нет. Ведь я не могу целый день, как ты, сидеть дома. Особенно последние дни мне пришлось много помогать отцу. Вот и сейчас я болтаю с тобой, а дома у меня пропасть дела. Да, чтобы не забыть: цел у тебя сверток, который я оставила тебе в последний раз?