В убежище

Рейн? Пале? Оба весьма и весьма подозрительны. Избегающий нас рыбак, несомненно, каким-то образом связан с некоторыми «чудесами» — взять, к примеру, его загадочную черную кошку. Кошка являлась в дом и где доказательства, что она приходила одна, без хозяина? А Пале, с его извращенным интересом к сатанизму? А «находки» с эстонского корабля, которые он старательно скрывал? Между Пале и Рейном поддерживалась тесная связь — почему не предположить здесь какой-то злой умысел? Но какой?

Я не знал. Пытаясь разобраться в «причинах, следствиях и целях», которыми могла бы руководствоваться эта малоприятная парочка, я терялся в догадках. Мой здравый смысл категорически восставал против признания любых потусторонних сил. Но воображение бушевало, оно рвалось выйти из-под контроля, парализовать мою волю и наполнить душу самыми смутными и безумными страхами. От этой мысли я неожиданно для себя рассердился, плюнул в сердцах на свечку и крепко заснул.

А утро готовило новый сюрприз.

Отправляясь на ночное дежурство в желтую комнату, Танкред настоял, чтобы мы опечатали дверь «по рецепту» Карстена Йерна. По его мнению, это был превосходный способ контроля. Мы так и сделали. Надо заметить, Танкред ничуть не нервничал, напротив, его глаза сияли, как будто он предвкушал самые приятные развлечения. Последнее, что он сказал, пожелав нам около половины двенадцатого спокойной ночи: «Сегодня я намерен вырвать у старого пирата как минимум одну тайну!»

Наутро мы вчетвером — Эбба, Моника, Арне и я — поднялись наверх в надежде послушать его отчет. Наша печать на двери, как и накануне, была не тронута следовательно, никто не входил в эту дверь. Мы постучали — ответа нет. Мы отворили дверь, будучи, как нам казалось, готовыми ко всему, кроме самого невероятного факта — комната была пуста!

Окно, как обычно, было закрыто и заперто. Постель выглядела так, словно Танкред внезапно вскочил: одеяло, отброшенное в спешке, свешивалось на пол. Пижама лежала на стуле.

— Слава Богу, он хоть оделся, — провозгласила Эбба — Значит, во всяком случае, не простудится.

— Практичная ты женщина, — прокомментировал Арне и подошел к тумбочке Револьвер на месте. Однако он снял его с предохранителя, как я вижу. Вероятно, его что-то встревожило.

— Посмотрите! Пропали капитанские сапоги! — воскликнул я. — Вчера они стояли в этом углу!

— Вот увидите: сапоги-то его и похитили, — неловко пошутил Арне, но его замечание не прибавило нам бодрости. Он и сам был заметно бледен, а Моника раздраженно прикрикнула:

— Только избавь нас, пожалуйста, от своих нелепых шуток! Лично я не вижу ничего смешного! Если с Танкредом что-то случилось, виноват будешь только ты.

— Спокойно, ребята! — сказал я. — Надо подумать. Тут у меня неожиданно закружилась голова. Стараясь сохранить безучастную мину, я осторожно уселся на стул.

Но кто из нас действительно не утратил самообладания, так это Эбба.

— Во всяком случае, надо что-то предпринять! Попытаемся выяснить, куда он мог деться. Не так-то много у меня мужей, чтобы я могла спокойно лишиться одного. Верно, Моника? Давай-ка, попробуем обследовать это окно.

Она подошла к окну — Моника послушно двинулась за ней — и освободила задвижку, потом попыталась распахнуть окно, но безуспешно.

— Арне, окно заколочено? Там гвозди?

— Нет, ничего подобного. Оно, наверное, просто присохло, я ведь не открывал его с тех пор, как поставил стекло. Я не хотел рисковать: если это стекло опять разобьется, то стекольщика в Лиллезунде мне теперь не найти, как вы знаете. Хотя возможно, это кому-нибудь покажется нелепым.

В голосе Арне звучала нескрываемая обида. Он достал сигарету и закурил, а Эбба спокойно ответила:

— Нет, почему же? Я все понимаю. Но сейчас я прошу твоего разрешения его открыть.

— Пожалуйста! Конечно! Если сможешь.

— Постараюсь, — сказала она и спросила:

— У кого-нибудь есть нож?

Я достал из кармана свой перочинный нож, открыл лезвие и хотел попытаться сам, но Эбба решительно взяла дело в свои руки. Она забрала у меня нож и принялась осторожно обрабатывать раму по всему периметру. Наконец старое дерево затрещало, рама подалась, и окно капитанской спальни с жалобным вздохом распахнулось.

— Вот видите! — очень довольная собой, проговорила Эбба. — Из меня вышел бы неплохой грабитель.

Она выглянула наружу и стала внимательно осматривать наружную стену и угол дама. Потом она посмотрела вниз и вскрикнула.

— Что там? — спросил я.

Мы стояли позади нее, крайне заинтригованные.

— Посмотри сам! — заявила она тоном триумфатора.

Там, куда она указывала, был виден еще один небольшой причал, полускрытый крупной скалой, выдающейся в море. На краю мостков стояла… пара сапог! Неужто сапог капитана?

— Ну, кажется, я наконец кое-что поняла… Не такая уж жуткая тайна… Арне, тащи свой фонарь, я поведу вас в экспедицию!

Мы вышли из комнаты и спустились вниз. Эбба с усердием юного терьера мчалась впереди. Ее личико светилось воодушевлением: исчезновение супруга, кажется, вызвало у нее лишь новый прилив энергии.