В тени регулирования

Итак, для формальных и неформальных работников социальный мир является общим и описывается сходными категориями. Тем не менее это не означает, что все российские работники чувствуют себя в нем хорошо. Значительная часть российского занятого населения не удовлетворена своим положением и характеризуется низкими самооценками своего статуса вне зависимости от того, является ли их занятость формальной или нет. Полученные результаты являются не столько характеристикой неформальной занятости на российском рынке труда, сколько индикатором качества институтов формального сектора, ведь формальный сектор в восприятии работающего населения не связывается ни с возможностями значительно улучшить свое благосостояние, ни с эффективной системой социальной защиты.

Представления о социальной стратификации, конструируемые российскими формальными и неформальными работниками, действительно очень близки, однако они не вписываются также и в картину, представленную классиками функционалистского подхода к стратификации. Ключевое значение для функционалистского подхода имел континуум профессиональных ролей, перемещение по которому являлось способом вертикальной социальной мобильности. В восприятии российских работников в большинстве случаев трудовая мобильность не сопровождается значительным изменением самооценок социального статуса, а значит, не связывается с возможностью подняться на «социальном лифте». Мобильность между рабочими местами представляется лишь горизонтальным перемещением между сходными позициями в поисках лучшей из худших альтернатив. Мы можем скорее говорить о наличии микроклассовой системы, в рамках которой представители одного типа занятий будут характеризоваться схожими самооценками статуса, вне зависимости от их (не)формального характера.

В этом отношении важно, что исследования субъективного социального статуса в России, проведенные для середины 1990-х – начала 2000-х годов, показывали такую же картину. Десятилетие устойчивого экономического роста никак не отразилось на восприятии социального статуса большей части российского населения, который по-прежнему остается крайне низким.

В значительной степени это объясняется особенностями российской модели рынка труда, которая характеризуется неблагоприятной институциональной средой и неэффективным государственным регулированием [Gimpelson, Kapeliushnikov, 2011]. С одной стороны, неполный инфорсмент трудовых договоров и контрактов, слабые институты выстраивания коллективно-договорного процесса, неопределенность и отсутствие понимания альтернатив, возникающее из-за непрозрачности российского рынка труда, приводят к тому, что формальная занятость лишается большей части своих преимуществ для работника. Формальный сектор не имеет возможности обеспечить институционализированную социальную защиту для своих работников, обесцениваются формальные контракты и правила. Реальные трудовые права наемных работников формального сектора определяются волей работодателя и соотношением выгод и издержек следования формальным трудовым нормам, а неправовые практики активно распространяются и в сфере формального найма [Заславская, Шабанова, 2002]. Деформализация формального выступает одним из процессов, размывающих границу между формальным и неформальным на рынке труда [Барсукова, 2003]. С другой стороны, сама неформальная занятость уже давно является привычным явлением на российском рынке труда. Ее различные формы становились важной частью нестандартных инструментов подстройки на всех этапах трансформации нашей экономики, а потому в настоящее время воспринимаются в качестве нормы трудовых отношений. Ее рост, продиктованный особенностями экономического развития, сам по себе пока не выступает механизмом консервации социальной уязвимости российских работников, для которых (не)формальность занятости оказывается не так уж принципиальна.

Приложение П10

Таблица П10-1. Средние оценки субъективного социального статуса в различных группах, 2010 г., РМЭЗ – ВШЭ

Таблица П10-2. Коэффициенты порядковых пробит-регрессий при переменных статуса на рынке труда, 2000–2010 гг., РМЭЗ – ВШЭ

Примечание: контролируются пол, возраст, состояние в браке, тип населенного пункта, образование, самооценка здоровья, число детей в домохозяйстве, логарифм душевого дохода, статус студента, статус пенсионера, федеральный округ.

Таблица П10-3. МНК-модели с фиксированными эффектами, все состояния на рынке труда, 2000–2010 гг., РМЭЗ – ВШЭ

Примечание: контролируются уровень образования, возраст, семейное положение, тип населенного пункта, самооценка здоровья, число детей в домохозяйстве, логарифм душевого дохода, статус студента, статус пенсионера, федеральный округ, годовые дамми-переменные.

Таблица П10-4. МНК-модели с фиксированными эффектами, только занятые, 2000–2010 гг., РМЭЗ – ВШЭ