Читаем В тени двуглавого орла, или Жизнь и смерть Екатерины III полностью

Через сутки великая княгиня вышла из своих покоев твердой походкой и с сухими глазами, которые, правда, смотрели куда-то в почти запредельную даль, без всякого выражения. Но приказания ее были кратки и деловиты. Она не забыла даже навестить своих детей, но и при них не проронила ни слезинки, сохраняя какое-то потустороннее спокойствие.

Мария по-прежнему не отходила от нее ни на шаг. Монахиня больше не появлялась, но ежедневно в строго определенный час к мадемуазель Алединской приходил мужчина неприметной наружности, в мещанской, скромной одежде и о чем-то с ней беседовал. Граф Растопчин, терзаемый любопытством, попытался узнать хоть что-нибудь о странном посетителе и даже приказал установить за ним слежку.

Тщетно. Выходя из графского дома, незнакомец словно растворялся в полупустой, еще не пришедшей в себя после страшного пожара, Москве. В конце концов граф смирился с положением дел и отправил в Санкт-Петербург депешу с нарочным. Сам факт посылки курьера был строго секретным, так что граф Растопчин онемел от изумления, когда Мария, скользя мимо него вслед за великой княгиней, обронила, не разжимая губ:

— Вдовствующая императрица, несомненно, оценит ваше рвение по достоинству.

— Чертовка! — прошипел ей вслед граф. — Когда ты наконец уберешься отсюда?

Он даже попытался предостеречь Екатерину Павловну, всегда к нему благоволившую, о том, что ее любимая фрейлина ведет себя, мягко говоря, странно. Но в ответ услышал тоже очень странную фразу:

— Без нее меня, наверное, и на свете-то уже бы не было.

— Но ваше высочество… — попытался исправить дело граф.

Великая княгиня устало махнула рукой:

— Потерпите. Через несколько дней мы уедем. Все.

Через две недели после кончины останки принца Ольденбургского с великими почестями были перевезены в Санкт-Петербург и захоронены в Александро-Невской лавре. Никто из императорской семьи на похоронах не присутствовал: Александр оставался с армией в освобождаемой им Европе, Константин находился в очередном загуле в собственном дворце, вдовствующая императрица сослалась на серьезное недомогание, которое удерживало возле нее и младшую дочь — великую княжну Анну.

— Ты была права, Мария, — сказала великая княгиня после гнетущей церемонии похорон. — Подтверждение я получила.

«Я потеряла с ним все, — писала Екатерина Павловна брату. — Ничто и никогда не облегчит мне тяжести этой утраты. Жаль, что у нас не принят „белый траур“ — пожизненное проявление скорби французских королев. Я не королева, но скорбь моя превышает человеческие пределы…»

Верный Карамзин попытался добиться аудиенции у своей «тверской богини», но и ему отказали. Искренне огорченный, Николай Михайлович написал старому другу И. И. Дмитриеву18 февраля 1813 г.:

«Более нежели благодарность привязывают меня к великой княгине; люблю ее всею душою, но ей не до меня. Слышно, что она не хочет никого видеть и живет только горестию, изнуряя свое здоровье…»

Удар был тем более силен, что несколько лет Екатерина Павловна прожила в безоблачно-счастливом браке, любила своего мужа, человека доброго и благородного, и была им искренне любима. Она прекрасно понимала, что больше никогда в жизни не полюбит и не испытает счастья. Но больнее всего жалила мысль о том, что если бы не ее неумеренные амбиции и жажда короны, принц остался бы жив. Она, она убила его, она и этот трижды проклятый, так и не обнародованный манифест ее брата о престолонаследии.

Эти мысли утяжеляли горечь потери. Славившаяся прежде своей выдержкой и хладнокровием, Екатерина Павловна стала крайне нервной, ее мучили судороги, расшатывавшие ее здоровье, изводили чудовищные мигрени. От прежней энергии ничего осталось — великая княгиня погрузилась в свое горе.

Екатерину Павловну хотели отвезти к матери в Гатчину, но встретили внезапный яростный отпор. Вернуться в Тверь, где некогда была так счастлива, великая княгиня тоже не желала. Она вообще ничего не хотела, даже детей посещала раз в неделю, словно выполняя тяжкую повинность.

Чтобы поправить здоровье и рассеять горе, врачи порекомендовали Екатерине Павловне уехать на воды в Европу. До войны это было модно среди знати, теперь, по мере освобождения Европы от кошмара наполеоновского нашествия, мода возвращалась.

По мере того как русская армия освобождала завоеванные Наполеоном страны, их правители, вовлеченные в союз с Францией, разрывали свои союзнические отношения и присоединялись к армии русского императора. А сами освобожденные государства возвращались к прежнему образу жизни.

Овдовевшая великая княгине не хотела никуда ехать, одна мысль о том, что придется встречаться с огромным количеством новых людей, произносить дежурные любезности и вообще возвращаться к прежнему светскому образу жизни, приводила ее в состояние полной меланхолии. Именно в это время она получила очередное послание от брата-императора:

Перейти на страницу:

Похожие книги