В тени двуглавого орла, или Жизнь и смерть Екатерины III

Но не только мысли о создании полков от всех российских губерний волновали ее — ее тревожило состояние регулярной армии, точнее, отсутствие в ней достойного главнокомандующего. Зная об искреннем желании Александра быть во главе своего войска, Екатерина Павловна в то же время понимала, что у него нет необходимого для этого дара. Еще свежи были в памяти поражения под Аустерлицем, позор Тильзита: союзы с Австрией или с Пруссией всегда приносили России одни неприятности. Это беспокойство разделяла и Мария.

— Вы должны употребить все силы, ваше высочество, — не уставала она твердить, — чтобы отговорить государя брать на себя бремя главнокомандующего. Россия сейчас нуждается в настоящем полководце, а не в самодержце во главе войск.

Екатерина Павловна нахмурилась: ее любимица явно переходила границы дозволенного. Но… она прекрасно понимала, что Мария была права. И, отбросив мелькнувшую мысль о генерале Багратионе, в очередном письме императору, опасаясь, что ее державный брат не сможет подчинять разум требованиям обстоятельств и отдастся на волю чувств, просила его:

«Бога ради не думайте командовать сами, ибо неотложно необходим главнокомандующий, к которому бы войско чувствовало доверие».

Наиболее популярным в то время в армии был М. И. Кутузов. Александру пришлось утвердить предложенную кандидатуру старого генерала, несмотря на антипатию к нему. Император не мог забыть резких замечаний Кутузова во время своих попыток командовать под Аустерлицем, равно как и плачевный результат этих попыток. Но — редкий случай для Александра! — доводы рассудка на сей раз победили эмоции.

«Тебе, Като, Кутузов обязан своим назначением, а я — правильно выбранным главнокомандующим. Ты действительно создана для того, чтобы править. Когда война закончится, я сделаю то, о чем мы с тобой в свое время говорили».

Это письмо Александра Екатерина Павловна получила в Ярославле, куда по настоятельной просьбе супруга переехала ради безопасности. Туда же в конце августа приехал и ее супруг, чтобы организовывать во вверенных ему губерниях ополчение, а также госпитали для раненых воинов.

— На самом деле, душа моя, — сказал он жене при встрече, — я приехал прежде всего затем, чтобы быть рядом с вами во время родов.

— Ах, Жорж, сейчас я всего более сожалею, что не мужчина. Я бы хотела сражаться, а не находиться в таком беспомощном положении!

Принц с нежной улыбкой поцеловал руку жены:

— А я благодарю Господа за то, что щедрая природа создала вас женщиной. Вы можете все, что может настоящий мужчина, но вы еще и даете новую жизнь… Вот это — настоящий подвиг.

Екатерина Павловна только улыбнулась. Роды первого ребенка она перенесла удивительно легко: два часа вполне терпимой боли, двадцать минут чего-то непонятного — и крик новорожденного. Через неделю после родов она уже была на ногах, удивив даже свою многоопытную в вопросах деторождения матушку.

— Александра я рожала почти сутки, — сказала она, — а тебя четыре часа, но они чуть было не стоили мне жизни. Если бы не твоя бабушка…

И осеклась. Впервые она вслух признала то, что фактически обязана жизнью покойной свекрови. Той самой, которую люто, хотя и тихо ненавидела, и которой отплатила отнюдь не добром. С другой стороны… покойница сама виновата, что стремилась во что бы то ни стало посадить на трон любимого внука в обход законного наследника.

Проговорилась. То есть почти проговорилась. А ее Като отнюдь не была дурочкой, она умнее и проницательнее многих мужчин. Жаль, что ей пришлось выйти замуж всего лишь за герцога. Но… Все, что ни делается, делается к лучшему. Теперь у Ольденбургского дома есть законный продолжатель рода, а к России это имеет отношение постольку поскольку.

Прочесть тогда мысли матери Екатерина Павловна, естественно, не могла, но что-то неестественное все-таки уловила. Поделилась своими сомнениями с Марией и та, совершенно неожиданно, согласилась с тем, что вдовствующая императрица не так безобидна, как это может показаться, и что если Бог пошлет великой княгине еще детей, то лучше бы им родиться подальше от бабушки.

«К счастью, так и получилось, — подумала Екатерина Павловна. — Я в Ярославле, а матушка — в Гатчине. И вряд ли в разгар военных действий покинет свое убежище. Только бы война закончилась благополучно! Тогда я точно стану русской императрицей…»

Великая княгиня захотела еще раз перечитать письмо брата, но там, куда она его положила после прочтения, послания императора не было. Екатерина позвала Марию и приказала найти письмо. Тщетно. Удалось найти только конверт, каким-то образом завалившийся под секретер в будуаре.

— Странно, — сказала побледневшая Екатерина. — У меня никогда не пропадало никаких бумаг. Тем более писем. Послушай, Мария…

Договорить она не успела. Резкая боль заставила ее невольно вскрикнуть и скорчиться. Мария бросилась к звонку и принялась изо всех сил дергать ленту, слыша непрерывные стоны великой княгини…