В среду пошел снег

Громко икнув, старик бросился было под машину, но смалодушничал и отпрянул от

проезжей части. Мысль о том, что грузовик не раздавит его, но покалечит, оставит лежать

жукоподобно, с внутренностями, разбросанными по асфальту, ужасала. Отчего-то стало

заведомо стыдно и перед женой, которая обязательно тотчас же появится из ниоткуда и

распечет его за неосторожность.

Стеная, Егор Васильевич решил отложить самоубийство на завтра, а то и на выходные.

Мысль о самоубийстве придала ему, впрочем, неслыханной смелости. Обнаглев, он

шагнул к обочине и фамильярно принялся размахивать ручкой перед автомобилями, то ли

прощаясь, то ли голосуя.

Не прошло и минуты, как перед его носом затормозила видавшая виды «Волга».

Растерявшись на секунду от необходимости разговаривать с посторонним человеком, Егор

Васильевич все же собрался и, приоткрыв пассажирскую дверь, брякнул:

-Свези-ка меня домой за пятнашку!

Водителя, мужчину битого, странная эта фраза отчего-то нисколько не удивила. Кивнув, он жестом предложил старику сесть.

Егор Васильевич по-бабьи втиснулся в салон, звучно захлопнул за собой дверцу и обратил

взор на улицу. В тот же миг его посетило осознание того, что на протяжении последних

нескольких секунд он ровным счетом ни о чем не думал, а следовательно, ни о чем не

переживал.

-Вот бы так вечно! - восхитился он.- Вечно бы тормозить «Волги» и приказывать им везти

себя домой! Это и есть рай!

Машина тем временем бодро неслась по городу. Проносились мимо увитые гнилым

плющом дома и прохожие, невообразимо жирные, медлительные люди, что глядели на

свои животы. Худые, облезлые дворняги метались вдоль тротуара. Из подворотен за ними

наблюдали откормленные мокрые коты, свирепо скалящие пасти. Вот голубь пролетел,

держа в клюве крысу. Высоко в небе парили комары. Надвигалась вечность.

-Сумрачно мне! - басом заявил вдруг шофер, не отрывая взгляда от дороги.

Егор Васильевич вздрогнул, словно его ударили обухом, и повернулся к водителю.

«Какой удивительный человек!» - невольно восхитился он. Удивительным показалось ему

выражение глаз пожилого водителя - коварное, в чем-то неуловимо жестокое и в то же

время прозрачно-пустое, наполненное водами лет.

«Как бы заговорить с ним?» Сама по себе мысль о том, чтобы завести разговор с

незнакомцем, казалась абсурдной. Вот уже сколько лет, как Егор Васильевич говорил

только с женой. Немногочисленные друзья его с годами рассосались, семьями

поглощенные, на работе же он привык обходиться короткими рублеными фразами: «Хлеб

есть! Даешь муку! Печь номер пять!» В общественных местах, в основном, выражал свои

пожелания мычанием. Общество вообще не располагало к вербальности. Обезличивание

во имя благоденствия. Ментальная стерилизация во благо физиологического процветания.

-Обезличивание! - пискнул Егор Васильевич, сам удивляясь своей невиданной смелости.

-Совершенно верно! - буркнул шофер, ловко маневрируя посередине пустой совершенно

дороги. - Стерилизация!

-То-то и оно, - согласился Егор Васильевич.

Помолчали.

-Я вот о чем думаю, - сказал шофер. - Ведь истинной целью существования любой

цивилизации является не что иное, как выращивание кладбищенских садов. К сожалению,

социальная сублимация не позволяет индивидууму открыто признаться себе, что суть его, как ментальная, эзотерическая, так и сугубо материальная, заключается лишь в том, чтобы

удобрить своим гниющим мясом землю. Неплохо было бы землю эту отдавать под

хвойные леса. Планета задыхается, воздуха скоро на всех не хватит, а человек все грезит

Золотым веком. Какая-то затянувшаяся пубертатность.

-Или под клубнику! - поддакнул Егор Васильевич. Шофер свирепо зыркнул на него белым

глазом, и Егор Васильевич устыдился.

-Можно и под клубнику, - заявил шофер некоторое время спустя. Оно ведь без разницы -

клубника тоже полезный куст.

Шофер зверски, с визгом, затормозил на перекрестке. Голова Егора Васильевича

мотнулась вперед, и он чуть было не ударился лбом.

-Взять, к примеру, меня, - миролюбиво продолжил шофер, делая пассы руками, - всю

жизнь за баранкой. Я в этой «Волге», чтоб ее, и сплю порой. Домой прийти не могу -

жена гонит. Иди, говорит, обратно, в свой вонючий гараж, спи с собаками. А давеча

совсем обнаглела. Прихожу домой, а она, в чем мать родила, на кухне… - он понизил

голос, - на четвереньках… И сзади… пристроился… Я ей было… А он мне, здоровый,

скажу вам, бугай… Иди говорит, дед, на хер, не зли меня…

Шофер воинственно плюнул на лобовое стекло.

-А что я? Что я? Растение, одним словом. Но без понимания. В растении хоть правда

есть, а в человеке - лицемерие.

Слушая исповедь мудрого шофера, Егор Васильевич обнаружил в себе растущее

сопротивление. Словно проволокой обмотали его душу и подключили к ней ток. Гудело

все внутри живота, булькало в голове.

«Что-то должно произойти», - мелькнула в голове шальная мысль.