В сетях интриги. Дилогия

— Мы, шотландцы, и не умеем иначе, ваша светлость! Правда, кряхтят мои молодцы. Но они все понимают. И сверх всего — столько милостей, забот от государыни и от вашей светлости… Сверх всякой заслуги. Они не только в казармах, и у себя дома не видали того, что здесь получают в карауле.

— Вздор, пустое, милый Кейт!.. Награды будут великие. Потерпите лишь немного.

— Сколько прикажете! Мы знаем, помним, что нас создала воля государыни. И не поглядим ни на кого, ни на что! Я передал своим, как был вами призван к императрице и выслушал приказ: «Повиноваться герцогу курляндскому!» И все останемся на посту до самой смерти!..

— Лихо сказано, мой благородный Кейт!.. Благодарю. Дайте пожать вашу храбрую руку… Значит, если бы надо было, если бы пришлось…

Времещник замялся, ожидая, что наёмный храбрец его поддержит. И не ошибся.

— Кого прикажете арестовать? Мы готовы. Кто бы ни осмелился идти против воли нашей государыни.

— Пока ещё никто! — успокоительно улыбнулся Бирон. — Но если бы… так вы?..

— Кого укажете — и без малейших колебаний, ваша светлость. Я отвечаю за моих людей. Даже если бы…

— Ну, ну, хорошо! — перебил Бирон, тревожно оглядываясь на двери. — Я вижу: Бог хранит нас. Государыня имеет верную защиту! Пусть там завидуют, но награды, вам приготовленные, превзойдут всякие ожидания. Ступайте, любезный Кейт! — неожиданно властным, громким голосом проговорил Бирон, увидя за распахнувшейся дверью группу приближающихся вельмож.

Кейт тоже сразу понял, в чём дело, отсалютовал герцогу, молодецки повернулся к дверям, отдал честь входящему первому министру, князю Черкасскому и Бестужеву-Рюмину, и скрылся за дверьми.

Бирон двинулся навстречу входящим.

— Добрый вечер, друзья мои. Вот хорошо, что не задержались! — дружески приветствовал он обоих и не менее любезно протянул руку Рейнгольду Левенвольде, явившемуся за первыми двумя вслед.

— Душевно рад вас видеть, граф. А брат ваш? Будет? Прекрасно. Сейчас должны явиться и мои братья. Они лично проверяют караулы во дворце. Хотя на измайловцев и на полки, пришедшие из провинции, можно положиться, но всё же приглядеть не мешает!.. Садитесь, господа! — направляясь к камину, предложил он, совеем чувствуя себя здесь хозяином, особенно после беседы с Кейтом. — Погреемтесь у огонька. Погода адская, не пра… А, позвольте! — вдруг перебил он сам себя. — Отчего не вижу я нашего «оракула»? Андрей Иваныч разве не будет?.. Я ведь просил, Алексей Петрович, — обратился он к Бестужеву, — чтобы вы с князем повлияли на нашего друга. — Он перевёл вопросительный взгляд на толстяка, князя Черкасского, который, отирая лысый лоб, грузно уселся уже в самое удобное кресло у камина. — Опасность грозит со всех сторон! — не давая им сказать что-нибудь, возбуждённо продолжал Бирон. — Русские, эти неблагодарные дикари, готовят новые удары. Немцы всем помешали, как же!.. Немцы не дают коснеть им в невежестве и грязи… Но я уже решил! Только бы не выдать мятежникам на гибель тех, кто слишком много оказал услуг отечеству.

Обер-гофмаршал Левенвольде, ближайший сотрудник Бирона, приняв взволнованный вид, отозвался первым на громкую речь временщика:

— Мы видим, герцог, вашу отвагу… И, с своей стороны, тоже готовы… Не заставили себя ждать… А Остерман?.. Кто его не знает!.. Больной, дряхлый человек. Ум сильный, но тело — увы!.. Он, полагаю, на все согласится, что может послужить для нашего общего блага…

— Виляет он, вот что! — не выдержав, злобно кинул Бирон, теряя прежний кроткий, елейный свой вид. — Я слышал: он весь вошёл в австрийскую партию. Поглядим, кто осилит!.. Но теперь не время заводить внутреннюю свару. Вы же понимаете, друзья мои. Сейчас не место розни. Потом будем грызть друг друга. Против нас подымается опасная вражда, общая ненависть русской партии. Граф, я попрошу вас! — обратился он к Левенвольде. — Вы сумеете лучше других. Поезжайте. Объясните. Скажите: акт о наследнике государынею подписан, как его сам Остерман начертал. Но ещё важный вопрос: как быть с регентом? В каком виде установится правительство?.. Вам, друзья мои, граф Остерман что-нибудь об этом говорил?

— Лисит он по своему обычаю! — с кривою улыбкой, показывая испорченные зубы, заметил Бестужев. — Толкует об одном: «Важно-де, кто примет сукцессию на троне. А там и правительство-де выяснится само по себе. У малютки-государя есть мать. И если при ней — верховный совет, с герцогом курляндским во главе, конечно…» Так он толкует…

— «Совет»… Знаем мы эти «советы»! — гневно прервал его Бирон. — Эти сеймы… всякие, консилии!.. Польша потому у нас и в кулаке зажата, что у круля ихнего — такие «советы»… Сколько умов… Нет: сколько ртов, столько и мнений, безрассудных порою и всегда корыстных!.. Гибель одна от этих «советов». Да государыня и слышать не хочет, чтобы столь юную принцессу сделать правительницей.

— Тогда… как же быть, герцог? — растерянный, спросил Левенвольде, не понимая, куда клонит его покровитель.

— Ну, потом… Мы ещё здесь вот потолкуем все вместе. Спешите, привезите Остермана. И тогда…

Левенвольде замялся.