В сетях интриги. Дилогия

— Зашем гонить! — оробев, быстро подвигаясь к дверям, отозвался Жиль. — Мой время сам ушель… Завсем…

— Ну… ну, поживее! — грозно надвинулись на него два-три парня и почти вытолкнули за дверь тщедушного французика, бормотавшего по-своему грозные проклятия.

Арсентьич поспешно закрыл поплотнее за ним дверь и, встревоженный тем оборотом, какой приняла прежняя пьяная и безобидная беседа, обратился к своим гостям:

— Накличете вы мне сызнова дозорных, братцы!.. Истинный Господь!.. Песни б лучче орали, ничем…

Он не досказал, словно поперхнулся, ощутив на себе суровые взгляды окружающих, злобно плюнул, ушёл за стойку и уселся там дремать, бормоча:

— Черти б вас задавили, идолы голопятые… Пра!..

— Бона речь про ково завели, — подал голос теперь солдат-семёновец из кучки военных. — Мёртвые кости подымать затеяли!.. На што нам мёртвый Петрович, коли живая Петровна тут есть!.. Лисаветушка, наша матушка!.. Хоша и обошли её кругом… Так уж обидели… Хуже нельзя…

— Верно… Она — надёжа наша! — подхватили солдаты и кое-кто из матросов, из крестьян, живущих в столице дольше других. — Стоило б ей словечко сказать… Глазком бы мигнула… Мы бы уж…

Сочувственный гул прокатился по толпе.

Яковлев, заметивший, что несколько солдат, сидя отдельной кучкой, видимо, не разделяют общего настроения, очутился уже около них и теперь прямо задал им вопрос:

— А вы, братушки, што же помалкиваете? Видно, не в согласе с теми камратами вашими, ась?.. Штобы сызнова царице быть у нас, а не царю… Не Ивану Антонычу… Штобы при новой царице сызнова какой ни есть Бирон алибо иной любимчик воли не забрал… Ась! Али за мёртвого держитесь… За Петровича, из гроба воскресшего чудом неведомым?.. Не молчите, сказывайте думу свою… Свои все, камратов не выдадим!..

— Мы по вере, по правде! — попыхивая трубкой, угрюмо отозвался на речи шпиона пожилой солдат, коновод этой особливой кучки гвардейцев. — Как давали присягу государыне и её дому служить, так и живот положим по правде… Внука велит государем — внуку присягнём… Только немцев нам не надобно!.. Матушка есть у малолетнего ампиратора, Анна Леопольдовна. Да прынц Антон… Хоша тоже не нашей веры, дак для сына для родново — ужли земли Русской не побережёт!.. Не станет грабить, как курлянцы энти грабят без жалости!.. Герцог с братовьями, да с шуревьями, да с Левольдом, да с Востерманом!.. Да… Тьфу!.. Нешто всех их перечтёшь!.. Числа им нету… вот их и долой, свору эту несытую. А царём тому быть, кому ампиратрица-матушка поизволит. Так наше капралство толкует… Потому — присяга!

— Вот… вот! — торопливо, громко загалдела толпа, настроение которой быстро изменилось под влиянием простой, благоразумной речи, чуждой боли и трепета.

Словно холодной водою облили разгорячённые головы и отрезвили их.

— Вот, умно рассудили! — слышались подтверждения, со всех сторон. — Умно, служба! Государем тому быть, ково Бог да ампиратрица поставят!.. Только немцев бы всех долой!.. По шеям, треклятых!..

— Рассудили… Молодцы! — похвалил глумливо Яковлев. — Теперя в сенат да в синод вашу резолюцию… И «быти по сему»!.. Хо-хо!.. Ишь, какие министеры!.. Хо-хо-хо!.. Послушать вас…

— И послушай! — перебил его старик-землекоп. — Али борода у тебя седая, а ума немае?.. По миру шатаясь, и разум и память загубил!.. Глас народа — глас Божий, помнишь ли!.. В синоде-то в нонешнем ещё найдёшь не одного иуду-христопродавца, никоновца!.. Што греха таить!.. А уж в народе их нету, предателей Христовых, нет!.. Разве со стороны какой, от бар к нам затешется да мутить учнёт… Энто бывает.

— Я ничего… Я николи! — смутясь от слов старика, случайно попавших прямо в цель, забормотал Яковлев, отступая подальше, в толпу. — Я как мир. А только думается: какой же энто «глас», коли мы все тута на разны голоса тянем?.. Кто — Петровну… Кто — за Петровича… Иные Ивана хотят. А есть, поди, и к Петру Фёдоровичу охочие… К Голштинскому. Хоть то добро, што сразу государь полнолетний на царстве будет. Сам по-хозяйски землю поведёт. Ни бабья, ни тебе царьков временных… Которые до безвременья Русь нашу довели!.. Сам государь тот с народом ведаться станет, помимо сволочи дворовой… Вот и такие речи я слыхивал… Как ваша дума: верно ли то?

— А што же, и то верно! — поддержали провокатора немногочисленные голоса наиболее неустойчивых из толпы, готовых пойти за каждым вожаком. — Пётр Фёдорович, прямой внук ампиратора-батюшки Петра Лексеича… Гляди, лучче прочих иных был бы… Кровь — не вода!..

— Кровь в ем хорошая… Вот бы…

— Слышал, дед! — довольный поддержкой, кинул Яковлев вопрос старику. — Какой же ты «глас Божий»!.. Во все глотки — да по крючку водки, энто пристало. А чуть дело обмерекать — так все и врозь. Какой же тут мир!.. Орда немирная… А ты — «глас Божий»!.. Я тоже понимаю дело малость… Недаром по свету толкуся, который год маюсь попусту… А ты…

— Вижу: смыслишь… Да не на добро, на зло! — огрызнулся старик. — Смуту родить умеешь, а не в соглас привести людей… А они вон потолкуют, поспорят да и повершат, как Бог им велит!.. Да… По душам… Во-от!..