Читаем В сетях интриги. Дилогия полностью

— Стой смирно!.. Што за бунт! — что было силы окрикнул дерущихся старший дозорный. — Смирно, говорю!.. Колоть велю штыками… Стрелять будем!.. Да тьма тута кромешная… Гей, хозяин… Чёрт бородатый!.. Давай огню!..

— Несу… Даю!..

Арсентьич нырнул за стойку, нашарил там пару фонарей, зажёг в них сальные огарки и поставил на стойку. Стало гораздо светлее.

Свалка при первых окриках старшего невольно приостановилась. Противники так и остались, смешавшись между собою. Но солдаты первые отхлынули от мужиков, двинулись вперёд и стояли теперь почти лицом к лицу с патрулём. Дозорных было всего человек десять, а гвардейцев и матросов — втрое больше, и последние особенно возмутились вмешательством дозора.

— Энто што ещё за начальство! — первый окрысился Толстов. — Али своих не признал!.. Видать, недавно и приняли вас в Питер-городок, дрыгун кривоногих. А мы, тутошние, не больно пужливы… Спросил бы: «В чём причина?» А он: «Стрелять буду!»

— Ишь какой грозный! — заговорили солдаты-гвардейцы. — В своих-то да стрелять… Попробуй…

— Нету нам «свояков» тута… Где бунтуют, тамо и смирять приказано… Штобы тихо!.. — угрюмо, хотя и не так решительно отозвался старший дозорный. — Начальство и над нами, и над вами поставлено. Шебаршить не полагается… Расходись тишком… Не то погоним прикладами… Вот!..

— Што… и на вас кнутик пришёл… Осели… Воины… Али кишка тонка, не глотнёт куска! — с целью подзадорить матросов и солдат-гвардейцев стали посмеиваться парни, сознавая, что с кулаками и обломками мебели на дозор не пойдёшь, без помощи тесаков и матросских кортиков.

— Мы осели! — вскипел Толстов и за ним другие, самые бесшабашные или опьянелые более других. — Ни в жисть не уступим… Гей, вы, убирай ноги, пока целы… Проваливай, ты, дрыгун кургузый, и со всею калечью своей, с инвалидной командой… Не стрелишь небось. Гей, наши! Беги хто ни есть за подмогой… Казармы-то недалече!.. Мол, немцы на нас дрыгунов наслали… — отдал приказ семёновец, постарше годами, с нашивками, одному из своих. — Скажи: стрелять хотят нас, как собак, ни за што ни про што… На помогу зови!..

— Я мигом! — проскользнув за дверь, откликнулся посланный и исчез во тьме, где, казалось, назревало что-то тяжёлое, зловещее…

— Не смей уходить! — попытался было старшой дозорный остановить убегающего, но тот с крупной бранью оттолкнул помеху, и только топот его быстрого бега несколько мгновений звучал среди внезапно наступившей тишины…

Так затихает порою и природа перед сильным взрывом.

Взрыв не замедлил наступить.

— Беги, слышь, Пахом… — тревожно обратился старшой к одному из дозорных. — Бунт, мол… Не одолеть нам, мол… Как быть, мол… Сдоложи старшему начальнику… Знаешь, тут за площадью стоянка.

— Бегу! — отозвался Пахом и, грузно перевалив за порог, звякнув ружьём на ходу, тоже скрылся в ночной непроглядной тьме…

— Слышь… братцы… Лучше уж добром! — попытался обратиться к толпе старшой. — Уходи по домам али как там кому надоть… Мы заберём тех лишь, хто самый заводчик оказался… Ево вот… ево!.. — указывая на Толстова, на двух парней и на пожилого семёновца, пояснил патрульный. — А вы — разойдися… Не то хуже буде!..

— Кому будет худо, да не нам!.. Не грози, козу сам повози! — послышались глумливые голоса.

— Гей, робя! — видя, что солдаты и матросы решили держаться стойко, сразу осмелели и парни. — Гей, наши!.. Беги, хто-нихто, зови ошшо робят сюды… С баграми, с ломами… Барки-те недалече!.. Пусть сзаду понапрут, коли што… Кличь всю артель… Своих бы выручали… Всех не переколют голоштанники…

Два парня, как и первый солдат, — шмыгнули за дверь мимо дозорных, которые теперь стояли в нерешимости, не зная, как им быть.

— А наша матросня без зову привалит! — лихо присвистнув, заявил Толстов. — Близёхонько-то казармы… Услышат мордобой — заявятся, не утерпят… Так лучше вы теперь убирайтесь подобру-поздорову, круподеры… туляки сверлёные… вши драгунские!..

— Лайся… лайся… Я тебя уж заприметил… Доберусь, погоди, водохлеб окаянный!..

Он не договорил.

Парни и солдаты, о чём-то шушукавшие между собою, вдруг разом двинулись на дозор, прикрываясь обломками столов и табуретов как щитами и действуя из-под прикрытия тесаками и всем, что у каждого нашлось в руках.

— Бей их! — прозвучал общий крик. — Вон гони из норы. На волю пойдём, крысы дозорные… Тамо мы с вами…

— Коли их, робя… Не пущай! — невольно отступая со своими почти за порог, приказывал старшой патрулю. — Стреляй, коли што… Штыки наперевес…

— Я те стрельну… Бей собаку! — швыряя тяжёлым обломком табурета в дозор, злобно выкрикнул Толстов.

Толпа напирала, тыча наугад кулаками и самодельным оружием… Кучка дозорных была бы смята и опрокинута моментально. Но теснота помещения мешала нападающим развернуть свои превосходящие силы. А патруль, сгрудясь за порогом, не давал выходу, остриями штыков угрожая нападающим в тесном пролёте дверей. Порою, если кто-нибудь из толпы ухитрялся ползком подкатиться почти к порогу и собирался сбить натиском одного-двух дозорных, те опускали книзу приклад и глухо звучал удар деревом по спине, по плечам или по голове, куда попало…

Перейти на страницу:

Все книги серии Государи Руси Великой

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза