— Стой смирно!.. Што за бунт! — что было силы окрикнул дерущихся старший дозорный. — Смирно, говорю!.. Колоть велю штыками… Стрелять будем!.. Да тьма тута кромешная… Гей, хозяин… Чёрт бородатый!.. Давай огню!..
— Несу… Даю!..
Арсентьич нырнул за стойку, нашарил там пару фонарей, зажёг в них сальные огарки и поставил на стойку. Стало гораздо светлее.
Свалка при первых окриках старшего невольно приостановилась. Противники так и остались, смешавшись между собою. Но солдаты первые отхлынули от мужиков, двинулись вперёд и стояли теперь почти лицом к лицу с патрулём. Дозорных было всего человек десять, а гвардейцев и матросов — втрое больше, и последние особенно возмутились вмешательством дозора.
— Энто што ещё за начальство! — первый окрысился Толстов. — Али своих не признал!.. Видать, недавно и приняли вас в Питер-городок, дрыгун кривоногих. А мы, тутошние, не больно пужливы… Спросил бы: «В чём причина?» А он: «Стрелять буду!»
— Ишь какой грозный! — заговорили солдаты-гвардейцы. — В своих-то да стрелять… Попробуй…
— Нету нам «свояков» тута… Где бунтуют, тамо и смирять приказано… Штобы тихо!.. — угрюмо, хотя и не так решительно отозвался старший дозорный. — Начальство и над нами, и над вами поставлено. Шебаршить не полагается… Расходись тишком… Не то погоним прикладами… Вот!..
— Што… и на вас кнутик пришёл… Осели… Воины… Али кишка тонка, не глотнёт куска! — с целью подзадорить матросов и солдат-гвардейцев стали посмеиваться парни, сознавая, что с кулаками и обломками мебели на дозор не пойдёшь, без помощи тесаков и матросских кортиков.
— Мы осели! — вскипел Толстов и за ним другие, самые бесшабашные или опьянелые более других. — Ни в жисть не уступим… Гей, вы, убирай ноги, пока целы… Проваливай, ты, дрыгун кургузый, и со всею калечью своей, с инвалидной командой… Не стрелишь небось. Гей, наши! Беги хто ни есть за подмогой… Казармы-то недалече!.. Мол, немцы на нас дрыгунов наслали… — отдал приказ семёновец, постарше годами, с нашивками, одному из своих. — Скажи: стрелять хотят нас, как собак, ни за што ни про што… На помогу зови!..
— Я мигом! — проскользнув за дверь, откликнулся посланный и исчез во тьме, где, казалось, назревало что-то тяжёлое, зловещее…
— Не смей уходить! — попытался было старшой дозорный остановить убегающего, но тот с крупной бранью оттолкнул помеху, и только топот его быстрого бега несколько мгновений звучал среди внезапно наступившей тишины…
Так затихает порою и природа перед сильным взрывом.
Взрыв не замедлил наступить.
— Беги, слышь, Пахом… — тревожно обратился старшой к одному из дозорных. — Бунт, мол… Не одолеть нам, мол… Как быть, мол… Сдоложи старшему начальнику… Знаешь, тут за площадью стоянка.
— Бегу! — отозвался Пахом и, грузно перевалив за порог, звякнув ружьём на ходу, тоже скрылся в ночной непроглядной тьме…
— Слышь… братцы… Лучше уж добром! — попытался обратиться к толпе старшой. — Уходи по домам али как там кому надоть… Мы заберём тех лишь, хто самый заводчик оказался… Ево вот… ево!.. — указывая на Толстова, на двух парней и на пожилого семёновца, пояснил патрульный. — А вы — разойдися… Не то хуже буде!..
— Кому будет худо, да не нам!.. Не грози, козу сам повози! — послышались глумливые голоса.
— Гей, робя! — видя, что солдаты и матросы решили держаться стойко, сразу осмелели и парни. — Гей, наши!.. Беги, хто-нихто, зови ошшо робят сюды… С баграми, с ломами… Барки-те недалече!.. Пусть сзаду понапрут, коли што… Кличь всю артель… Своих бы выручали… Всех не переколют голоштанники…
Два парня, как и первый солдат, — шмыгнули за дверь мимо дозорных, которые теперь стояли в нерешимости, не зная, как им быть.
— А наша матросня без зову привалит! — лихо присвистнув, заявил Толстов. — Близёхонько-то казармы… Услышат мордобой — заявятся, не утерпят… Так лучше вы теперь убирайтесь подобру-поздорову, круподеры… туляки сверлёные… вши драгунские!..
— Лайся… лайся… Я тебя уж заприметил… Доберусь, погоди, водохлеб окаянный!..
Он не договорил.
Парни и солдаты, о чём-то шушукавшие между собою, вдруг разом двинулись на дозор, прикрываясь обломками столов и табуретов как щитами и действуя из-под прикрытия тесаками и всем, что у каждого нашлось в руках.
— Бей их! — прозвучал общий крик. — Вон гони из норы. На волю пойдём, крысы дозорные… Тамо мы с вами…
— Коли их, робя… Не пущай! — невольно отступая со своими почти за порог, приказывал старшой патрулю. — Стреляй, коли што… Штыки наперевес…
— Я те стрельну… Бей собаку! — швыряя тяжёлым обломком табурета в дозор, злобно выкрикнул Толстов.
Толпа напирала, тыча наугад кулаками и самодельным оружием… Кучка дозорных была бы смята и опрокинута моментально. Но теснота помещения мешала нападающим развернуть свои превосходящие силы. А патруль, сгрудясь за порогом, не давал выходу, остриями штыков угрожая нападающим в тесном пролёте дверей. Порою, если кто-нибудь из толпы ухитрялся ползком подкатиться почти к порогу и собирался сбить натиском одного-двух дозорных, те опускали книзу приклад и глухо звучал удар деревом по спине, по плечам или по голове, куда попало…