В родном углу

Сухумовъ и теперь зажмурился и отвернулся отъ портрета, а затмъ вышелъ вонъ изъ диванной. Но благодаря этому портрету въ голов его зашевелились воспоминанія дтства. Съ шести-семилтняго возраста онъ не былъ въ этомъ дом, но теперь онъ началъ вспоминать и расположеніе комнатъ и уже прямо безъ указанія управляющаго вошелъ въ спальню бабушки. Какъ и въ, дни его дтства, передній уголъ занятъ божницей потемнлаго краснаго дерева съ иконами. Не горитъ только лампада передъ иконами. Посреди иконъ въ серебряныхъ окладахъ большой образъ Спаса Нерукотвореннаго темнаго письма, безъ серебрянаго оклада, только съ однимъ серебрянымъ внцомъ. Онъ вспомнилъ, что бабушка особенно почитала этотъ образъ, вспомнилъ, что тоже боялся этого образа, всегда освщеннаго лампадкой съ краешками синяго стекла, дававшій лицу блдно-синій отблескъ. Вотъ и старинный туалетъ бабушки въ простнк между двумя окнами, туалетъ тоже темнаго краснаго дерева на пузатенькихъ шкапчикахъ со столбиками во второмъ ярус, между которыми вдлано зеркало, а въ столбикахъ по нсколько ящичковъ одинъ надъ другимъ. Вотъ у стны двухспальная кровать бабушки изъ краснаго дерева, покрытая голубымъ штофнымъ одяломъ, высокая, съ убранными подъ одяло подушками, съ штофными валиками въ головахъ и въ ногахъ. Когда умеръ ддушка, Сухумовъ не помнитъ, но бабушка его, овдоввъ, до самой своей смерти продолжала спать на этой двухспальной кровати. Вотъ и громадное бронзовое кольцо, ввинченное въ потолокъ, въ которое лтомъ продвался кисейный пологъ бабушки, закрывавшій всю кровать и оберегавшій бабушку отъ комаровъ и мухъ.

— Здсь я спать буду? — спросилъ Сухумовъ управляющаго.

— Гд прикажете, Леонидъ Платонычъ, ваша милость, — отвчалъ тотъ. — Ладили мы вамъ въ маленькой спальн около кабинета, постельку приготовить и кроватку поставили, потому тамъ и каморочка для прислуги, такъ чтобы къ прислуг ближе… Позвать прислугу и все этакое… Но гд прикажете. Спальня бабенькина тоже теплая комната. Тутъ и шторки темныя и занавсочки, а только нтъ коморки для прислуги. Съ покойницей-то бабенькой вотъ тутъ на кушеточк старушка Настасья Дмитріевна спала.

Сухумовъ еще разъ окинулъ спальню взглядомъ и сказалъ:

— Я здсь, на этой кровати спать буду.

— Слушаемъ, Леонидъ Платонычъ… Тутъ и приготовлять ничего не надо. Все готово. Только постельное блье постлать.

Управляющій поклонился.

II

Въ большой столовой во вкус ампиръ, съ буфетомъ краснаго дерева съ бронзовой отдлкой, на большомъ овальномъ раздвижномъ стол съ дюжиной тоненькихъ ножекъ былъ сервированъ одинъ приборъ. Къ столовой примыкала стеклянная галлерея зимняго сада, нын уничтоженнаго, а потому въ столовой было ощутительно холодно, такъ что виденъ былъ паръ, выходящій изъ ртовъ при разговор. Управляющій поклонился Сухумову и указалъ на столъ.

— Подзакусить если, батюшка Леонидъ Платонычъ, вамъ желательно, то обдъ для васъ готовъ. Не взыщите только, если стряпня моей жены-старухи вамъ не понравится.

— Пообдать надо, хотя аппетита настоящаго у меня еще нтъ. Но здсь ужасно холодно, не худо-бы протопить, — проговорилъ Сухумовъ, пряча руки въ грудные карманы своего толстаго охотничьяго пиджака изъ рыжаго верблюжьяго сукна.

— А вдь топили сегодня. Эта комната у насъ, ваша милость, вообще ненатопимая, оттого покойница бабенька ваша никогда здсь и не кушали. Въ спальн своей он всегда кушали.

— Ну, и я буду въ спальн обдать. Велите тамъ мн приборъ поставить на маленькомъ стол.

— Слушаю-съ… — снова почтительно поклонился управляющій и продолжалъ:- А насчетъ стряпни, Леонидъ Платонычъ, если долго у насъ здсь изволите остаться, то можно для васъ повара подыскать.

— Не надо, — отрицательно покачалъ головой Сухумовъ. — Я нездоровъ. Теперь аппетита у меня почти совсмъ не бываетъ. Буду доволенъ тмъ что у васъ сумютъ состряпать, только-бы была питательная да. Кусокъ мяса, яйца, супъ, щи или похлебка — вотъ съ меня и довольно. Но я васъ попрошу разыскать мн доктора… Разыскать и пригласить, если есть здсь такой поблизости.

— Есть, есть, баринъ. И хорошій докторъ есть… Нашъ земскій врачъ Нектарій Романычъ Кладбищенскій. Фамилія-то только непріятная… — улыбнулся управляющій. — Изъ духовнаго званія онъ… А какой хорошій человкъ. Жена моя, старуха, благодаря ему теперь только и свтъ видитъ… Параличемъ ее тронуло, языкъ, руку, ногу повредило — и выпользовалъ. Ходитъ теперь… Ногой приволакиваетъ, а ходитъ, дай Богъ ему здоровья. Прямо душу свою въ нее клалъ… Какъ мать надъ ребенкомъ первое-то время сидлъ. А фамилія — Кладбищенскій, ну, другіе и обгаютъ.

Разсказывая про жену, угрюмый старикъ управляющій оживился, и лицо его прояснилось.

— Ну, такъ что-жъ, что Кладбищенскій по фамиліи? Мало-ли какія фамиліи бываютъ, — сказалъ, улыбаясь, въ свою очередь Сухумовъ. — Вотъ его и позовите.

— Нтъ, я къ тому, что мнніе у другихъ… Но у насъ есть еще другой докторъ. Тотъ изъ евреевъ.

— Я не мнительный. За Кладбищенскимъ и пошлите.