В пути

— Доводы ваши, по меньшей мере, слабы, — отвечал аббат. — Вы говорите, что рассеяны в молитве, неспособны укротить разброд ваших чувств, но в сущности, таков весь мир! Даже святая Тереза объявляет, что часто не могла прочесть «Верую» без посторонних мыслей: Надлежит со смирением нести свою долю общей слабости. А главное, не следует задумываться над этими напастями, — страх ожидания есть уже порука их устойчивости. Человек отвлекается от молитвы уже самым страхом отвлечься и сожалением о минувших отвлечениях. Смелее смотрите вперед, ищите широких путей, молитесь, как можете, и не тревожьтесь!

С другой стороны, вы утверждаете, что падете, встретив особу, прелести которой вас смущают. Почем знать? Излишне опасаться соблазнов, которыми Господь еще не отягощает вас и от которых, быть может, пощадит. Зачем сомневаться в милосердии Его? И почему, наоборот, не предположить, что Он поможет устоять вам, если б даже счел нужным испытывать вас искушением?

Во всяком случае, не тоскуйте преждевременно о вашей немощи. Книга «Подражание Христу» свидетельствует: «Нет ничего безрассуднее и тщетнее, как печалиться о будущем, которое, быть может, не наступит никогда. Нет, довольно с нас и настоящего „довлеет дневи злоба его“.

— Вы утверждаете, что чужды любви ко Господу, и я опять отвечу: почем вы знаете? Ваше стремление, ваше сетование на ее скудость доказывают, что вы обладаете ею. Вы любите Создателя нашего уже одним тем, что хотите Его любить!

— О, это не так просто! — пробормотал Дюрталь. — А представьте, что траппистский инок, возмущенный длительным бедствием моих грехов, откажет мне в отпущении, не даст причастия?

Аббат вместо ответа рассмеялся.

— Да вы с ума сошли! Какое понятие составили вы о Христе?

— Не о Христе, но о посреднике, о человеке олицетворяющем его…

— Поверьте, что Всевышний предопределил, кто будет вашим судьей. И у Нотр-Дам-де-Артр вы преклоните колена у ног святого. Господь вдохновит его и пребудет там, Вам нечего бояться. Вас пугает возможность быть устраненным от причастия. Вот наперекор вам еще лишнее доказательство, что вы не безучастны к Творцу.

— Да, и однако я страшусь при мысли о причастии!

— Повторяю, будь вы равнодушны к Иисусу, вам безразлично было бы принять или не принять Святых Тайн!

— Все это мало убедительно, — вздохнул Дюрталь. — Не знаю, что со мной, но я боюсь духовника, людей, самого себя. Это безумие, но оно сильнее меня. Я не в силах справиться с собой!

— Вы боитесь воды, — смелей бросайтесь по примеру Грибуйля. А что, если сегодня же написать траппистам, что вы к ним приедете? Согласны?

— О! — воскликнул Дюрталь. — Подождите.

— Туда и на ответ требуется, скажем, двое суток. Хотите вы ехать через пять дней?

Дюрталь подавленно молчал.

— Итак, решено?

Что-то странное овладело в этот миг Дюрталем. Как несколько раз в Сен-Северин, почувствовал он и теперь, словно прикосновение чьей-то ласки, нежное дыхание. Будто чуждая воля сочеталась с его собственной, и встревоженный, он отступил, досадуя, что нарушено его уединение в минуту внутренних раздоров.

Потом, плененный неизъяснимою уверенностью, произнес „да“, и сейчас же наполнилась душа его безмерным ликованием. Перескочив из одной крайности в другую, он уже сетовал, что не может ехать сейчас, жалел, что пробудет еще пять дней в Париже.

Аббат смеялся:

— Да, но сперва надо предварить траппистов. Это простая формальность, и моего слова достаточно для их немедленного согласия. Подождите, пока я напишу им письмо! Я пошлю его почтой сегодня вечером; не беспокойтесь, почивайте с миром!

Дюрталь в свою очередь рассмеялся на собственное нетерпение:

— Признайтесь, я становлюсь действительно смешным!

Священник пожал плечами:

— Вы спрашивали о пустыни траппистов, постараюсь удовлетворить вас. Она крошечная по сравнению с большим монастырем траппистов Солиньи или с Сэ-Фон, Мейерэ и Эгебелля. Всю братию составляют человек двенадцать отцов иноков, да около тридцати братьев послушников. Вместе с ними живут несколько крестьян, трудящихся бок о бок с ними, помогающих им обрабатывать земли и выделывать шоколад.

— Они производят шоколад?

— Вы удивляетесь? Но надо же чем-нибудь им жить! Боже мой! предупреждаю, что вы едете не в пышную обитель.

— Тем лучше. Два слова о легендах, которые ходят о траппистах: — мне не верится, чтобы монахи приветствовали друг друга словами: „брат, мы умрем“, и рыли по утрам свои могилы?

— Пустые россказни. Им чуждо любование могилой, а здороваются они молча, повинуясь запрету говорить.

— Как же быть, если мне что-нибудь понадобится?

— Игумен, духовник и отец гостинник вправе говорить с богомольцами, и вам придется иметь дело только с ними. Все остальные отвесят вам поклон при встрече, но ничего не ответят на вопрос!

— Это полезно знать. А какова их одежда?

— Думают, что бенедиктинцы до основания Сито носили черное одеяние святого Бенедикта. Так и поныне одеваются истые бенедиктинцы. Но цвет изменился в Сито, и отпрыск ветви этой, трапписты, приняли белую рясу святого Бернара.