В путь-дорогу! Том II

Рано утромъ всталъ онъ на другой день, и когда вспомнилъ о вчерашнемъ, то вскипѣло у него сердце на Ольгу Ивановну и стало ему также гадко, какъ въ ту минуту когда она обнимала его на диванѣ.

Яковъ замѣтилъ, что баринъ всталъ гораздо раньше обыкновеннаго, началъ перебирать книги и вообще повелъ себя другимъ образомъ. Телепневъ послалъ его за Горшковымъ, и когда тотъ пришелъ, то за утреннимъ чаемъ онъ очень серьезно объявилъ ему, что покончилъ со своей свѣтской жизнью, будетъ проводить время дома и съ товарищами, а Горшкова проситъ заниматься съ нимъ каждый день, или по крайней мѣрѣ раза три въ недѣлю, часа, по два музыкой.

Предъ уходомъ на лекціи, Телепневъ получилъ записку отъ Ольги Ивановны. Записка начиналась такъ:

«Милый мой дурачокъ!

Еслибъ я не знала, что ты бываешь иногда нервенъ, хуяіе всякой женщины, то я доля. на была бы выдрать тебя за уши, за твою вчерашнюю выходку…»

Записка была разорвана въ куски Телепневымъ. Ему сдѣлалась противно за Ольгу Ивановну. Онъ не могъ думать, чтобы она не поняла его вчерашняго возмущенія; и вмѣстѣ съ тѣмъ, вся записка была проникнута какимъ-то диллетан-скимъ цинизмомъ.

Человѣкъ дожидался отвѣта. Телепневъ не хотѣлъ отвѣчать письменно и велѣлъ доложить Ольгѣ Ивановнѣ, что онъ будетъ сегодня въ два часа.

На лекціяхъ Телепневъ сидѣлъ и слушалъ внимательно, весело толковалъ со своими однокурсниками и безъ всякихъ нервныхъ волненій отправился въ два. часа на Театральную улицу.

Въ залѣ онъ никого не нашелъ; Ольга Ивановна встрѣтила его на порогѣ спальни, куда онъ осторожно приотво-рилъ дверь.

— Онъ спитъ, ему лучше, — тихо проговорила она и, затворивъ за собою дверь, хотѣла было поздороваться съ Телепневымъ, какъ она обыкновенно привыкла, но онъ такъ на нее взглянулъ, что она даже потупилась.

— Пойдемъ въ кабинетъ, — сказала она, и пошла черезъ гостиную.

Телепневъ чувствовалъ, что между нимъ и этой женщиной все кончено. Онъ не хотѣлъ изливаться передъ ней. Но и сантиментальной жалости не закралось въ его душу; надо же было показать ей, чти не капризъ и не нервность заговорили въ немъ наканунѣ.

— Что съ тобой? — спросила Ольга Ивановна, когда Телепневъ притворилъ дверь кабинета. — Я право не могу понять. Да говори же, что жъ ты молчишь? Развѣ я провинилась чѣмъ противъ тебя?

— Ничего я не имѣю противъ^ васъ, — отвѣтилъ онъ тихо. Но я прошу васъ оставить меня…

— Да что съ тобой?… повторила опять Ольга Ивановна.

— Вы меня развратили! — вскричалъ онъ. — Вотъ что со мной!… Я гадокъ самому себѣ! здѣсь, въ этомъ домѣ, гдѣ мужъ вашъ умираетъ, мы точно злодѣи какіе!… Вѣдь это мужъ вашъ!… Вы его могли не любить; но должна же быть жалость, уваженіе… Да избавьте меня отъ объясненій. Прощайте!

И онъ рванулся къ двери. Но она его не пускала, схватила за руки, и хотѣла увлечь его своими ласками. Это раздражило его до такой степени, что онъ съ силой оттолкнулъ ее.

— Какъ вамъ не стыдно! вскричалъ онъ. — Неужли вы думаете, что вы соблазните меня своими поцѣлуями?… Мнѣ довольно ихъ;.они меня оскорбляютъ. Я вижу, что не могу васъ уважать… да и вы меня не должны уважать… Что же такое наша любовь?… Я не умѣю назвать ее… Ради Бога оставьте меня!… Больше я вамъ ничего не скажу!…

Жутко было смотрѣть на Телепнева въ эту минуту. Онъ весь дрожалъ, какъ въ лихорадкѣ. Въ глазахъ у него было столько презрѣнія, и эти глаза такъ смѣло глядѣли на Ольгу Ивановну, что она присѣла на диванъ, покраснѣла и инстинктивно опустила голову. У ней не хватало духу заговорить; но она чувствовала, что всякое слово, которое она скажетъ для успокоенія Телепнева, будетъ пошло, противно, возмутительно…. По необходимости она заплакала, сперва тихо, потомъ все громче и громче. Женскія слезы всегда дѣйствительны. Послѣ нихъ легче говорить, особливо оправдываться.

Телепневъ стоялъ у дверей и ему стало жутко отъ рыда-цій Ольги Ивановны. Онъ сдѣлалъ даже два шага къ ней.

— Полноте! — проговорилъ онъ тихо, — тутъ не объ чемѣ плакать.

Это жестоко, Это несправедливо, — шептала Ольга Ивановна въ промежуткахъ рыданій. — Я знаю, что я виновата? но не вамъ упрекать Мййй, я васъ ййЧѣмъ не оскорбила; я вамъ не продавала свою любовь.

— Перестаньте, перестаньте! — повторилъ Телепневъ, держась за ручку двери.

Ойа вскочила съ дивана, и глотая слезы, быстро подошла къ нему.

— Ты бѣжишь отъ меня, Борисъ? — вскричала она, — и въ такую минуту, когда мнѣ нужна поддержка, когда я могу остаться одна въ цѣломъ мірѣ? Сжалься надо мной!

Вся сущность этой женщины сказалась въ эту минуту самымъ блестящимъ образомъ. Телепневъ былъ по крайней мѣрѣ десятью годами моложе ее, но онъ пораженъ былъ въ эту миниту тѣмъ, какъ Ольга Ивановна безтактно вела себя. Для него было бы лучше, еслибъ она возмутилась, наговорила ему дерзостей, стала бы язвить его всѣмъ, чѣмъ умная женщина можетъ язвить любовника, отказавшагося отъ нея. Йо мелодраматическій родъ вовсе не шелъ къ ней; и ея слезы подѣйствовали на Телепнева только физіологически, т. е. утомили его нервы.