— Такъ-то, милый мой! — говорилъ Павелъ Семеновичъ, любовно поглядывая на свою Оляшу. — Вы вотъ, юноша, по маскарадамъ ходите, ищете все сильныхъ ощущеній, гоняетесь за призрачными наслажденіями, кичитесь своею юностію, красотой и молодечествомъ, а мы вотъ, старики, негодные, по вашему мнѣнію, ни на что, мы у очага своего находимъ прочныя радости, и таки посмѣиваемся надъ вами въ тихо-молку.
Павелъ Семеновичъ дѣйствительно захихикалъ и очень бойко подмигнулъ своей женѣ. Ей сдѣлалось какъ будто немножко неловко; она опять взглянула украдкой на Телепнева, но тотъ не поднималъ головы и барабанилъ пальцами по колокольчику, стоявшему на столѣ.
— Что жъ вы намъ ничего не скажете, дорогой мой? — продолжалъ разглагольствовать Павелъ Семеновичъ. — Вы что то нынче заскучали, или, можетъ быть, вы меня не долю-бливать стали, или завидуете, что я вотъ предъ вами сижу да похваляюсь? Что жъ дѣлать! Въ ваши юныя лѣта люди только стремятся и мечутся изъ стороны въ сторону; ну, а коли вы сгараете любовью въ супругѣ моей, такъ я ужь и не знаю, что съ вами дѣлать; развѣ мнѣ за васъ похлопотать?
Все это говорилось съ такимъ невозмутимо-добродушнымъ самодовольствомъ, что Телепнева невольно покоробило.
— Да скажите же что нибудь, милый мой! — приставалъ къ нему Павелъ Семеновичъ;—а то я, право, подумаю, что вы ко мнѣ питаете затаенную непріязнь.
— Что ты къ нему пристаешь? — проговорила Ольга Ивановне; у Бориса Николаевича голова болитъ.
— Болитъ голова? — крикнулъ Павелъ Семеновичъ. — А отъ чего? отъ незаконнаго бдѣнія на игрищахъ, ха, ха, ха! Вотъ мы по маскарадамъ не ходимъ, у насъ, благодареніе Богу, все въ порядкѣ.
— Да я, Павелъ Семеновичъ, — началъ было Телепневъ, — очень рано вернулся домой.
— Рано по-вашему, а Ипократъ говорилъ, что надо до полночи быть въ постели.
Ольга Ивановна разсмѣялась.
— Ты почемъ же знаешь, что говорилъ Ипократъ? — спросила она.
— Эхъ, матушка, да это у всякаго лекаря спроси.
И все въ такомъ вкусѣ болталъ Павелъ Семенычъ, а Ольга Ивановна поддерживала эту болтовню шуточками и маленькими вопросцами. Телепневъ очень мало участвовалъ въ разговорѣ, не смотря на приставаніе хозяина. Ему не совсѣмъ ловко было глядѣть на добродушную фигуру Павла Семеновича, который такъ довѣрчиво ластился къ своей возлюбленной Оляшѣ, и съ такимъ наивнымъ самодовольствомъ пріобщалъ его къ своему супружескому счастію.
— Ахъ, забылъ сказать вамъ, дорогой мой, — вскрикнулъ Павелъ Семеновичъ, — вѣдь я кое-что измѣнилъ.
— Въ вашей статьѣ? — спросилъ Телепневъ.
— Да. Пришли мнѣ такія соображенія, законность кото рыхъ кажется мнѣ осязательной; такъ какъ я подвергалъ все мое писаніе на вашъ свѣжій, неиспорченный судъ, то мнѣ хотѣлось бы…. '
— Нѣтъ, нѣтъ! — заговорила вдругъ Ольга Ивановна, — ты опять замучаешь Бориса Николаевича своимъ чтеніемъ; я этого не позволю.
— Да я, матушка, совсѣмъ не то.
— Нѣтъ, ты опять его уведешь и засадишь на цѣлый вечеръ.
Право же не то, я не хочу надоѣдать Борису Николаевичу; а такъ какъ онъ знакомъ съ моей рукописью, то я буду просить его захватить ее собой и на досугѣ просмотрѣть.
— Да и этого не нужно, — сказала Ольга Ивановна, — у него есть свои университетскія занятія.
— Я съ большимъ удовольствіемъ прочту, — прогоЛрилъ Телепневъ;—теперь же вакація, дѣла никакого нѣтъ.
— Вотъ вы увидите, мой дорогой, увидите, — вскричалъ Павелъ Семеновичъ, очень обрадованный и вскочилъ съ дивана.
— Я сейчасъ схожу за рукописью, но не бойтесь — читать не буду.
Ольга Ивановна ничего противъ этого не возражала и Павелъ Семеновичъ пошелъ къ себѣ въ кабинетъ.
Какъ онъ только скрылся, Ольга Ивановна подошла къ Телепневу.
— Юноша! — сказала она шепотомъ и поцѣловала его въ лобъ.
Онъ поднялъ голову и на губахъ его явилась какая-то странная улыбка.
— Не смущайся, — проговорила она спокойнымъ и ласкающимъ голосомъ. — Тебѣ нечего бояться моего старика, онъ Тебя полюбитъ какъ сына, если я этого захочу.
— Да вы все можете сдѣлать, — сказалъ медленно Телепневъ и пожалъ ея руку.
— Что это за вы? — прервалъ его Ольга Ивановна и слегка ударила по лицу.
Онъ покраснѣлъ, а она обняла, его быстро и прошептала: „Не смѣй уходить ужо, не простившись со мной хорошенько!“
Заслышались шаги Павла Семеновича и Ольга Ивановна очень спокойно стала закуривать папиросу у свѣчки и, поглядывая на Телепнева лукавымъ глазомъ, такъ соблазнительно улыбалась, что Телепневъ при всемъ томъ, что чувствовалъ себя не совсѣмъ ловко, разцѣловалъ бы эти пышныя губки, улыбавшіяся ему, еслибъ въ эту минуту Павелъ Семеновичъ не появился въ дверяхъ съ завѣтною рукописью. Ольга Ивановна, закуривши попиросу, спокойно сѣла на диванъ.
— Ну, вотъ мой дорогой, — заговорилъ Павелъ Семеновичъ, передавая Телепневу свою рукопись. — Я не стану вамъ докучать своимъ чтеніемъ.