В путь-дорогу! Том II

XXXIX.

— Гришка, крикнулъ Храповъ, входя съ Гриневымъ въ свою квартиру: вставай, болванъ, подай огня!

Гришка расположившійся на ларѣ, вскочилъ, нащупалъ въ печуркѣ коробочку спичекъ, шаркнулъ и зажегъ сальный огарокъ.

— Такъ тебя, душа, облапошилъ шулеришка? говорилъ пьянымъ голосомъ Гриневъ, располагаясь на кушеткѣ; да ты бы его!…

— Перепилъ.

— Они какъ губки тянутъ, ну а мы выпьемъ, душа?

— Какъ же, сейчасъ вотъ смастеримъ. Отправляйся Гришка къ Вараксину, возьми крамбамбулевой полштофа, закуситъ чего-нибудь, хересовъ бутылку.

— А, крамбамбули! закричалъ Гриневъ, лежа на кушеткѣ, давай сюда.

Крамбамбули, отцевъ наслѣдство,

Любимое питье у насъ!

— Оно, знаешь, прокутить ничего, говорилъ Храповъ, а вотъ, какъ этакая ракалія обдеретъ тебя, какъ Сидорову козу, такъ запоешь матушку-рѣпку!

— Карты-хорошее дѣло! бормоталъ Гриневъ: я играть буду съ человѣкомъ, а съ шулеромъ не буду.

— А ты давно не сражался, дружище? спросилъ Храповъ, и подошелъ къ ломберному столу, на которомъ уже лежала колода картъ.

— Люблю поставить копѣйку ребромъ! пробормоталъ Гриневъ. Съиграемъ, душка, направо налѣво, а тамъ запьемъ крамбамбулевой!

— Не везетъ, братъ, хоть зарокъ давай.

— Утѣшь, душа, заложимъ банчишко.

Когда явилось подкрѣпленіе въ видѣ крамбамбули и хересу, Гриневъ былъ уже на послѣднемъ взводѣ. Онъ то-и-дѣло кричалъ: „ва-банкъ!“ и въ четверть часа просадилъ всѣ свои деньги.

— Забастуемъ, братъ, сказалъ Храповъ. Завтра отыграешься, а теперь пора спать.

— Спать?… не хочу…

— Да ночуй у меня.

— Нѣтъ хочу гулять!

— Ты братъ, мыслете писать будешь; я тебѣ Гришку дамъ.

— Давай Гришку.

По всей Германіи я смѣло….

Дальше ничего не вышло. На Гринева надѣли шинель, галоши и фурашку; Гришка взялъ его подъ руку и вывелъ на крыльцо. Храповъ прокричалъ ему въ слѣдъ: — Прощай дружище! потомъ подошелъ къ карточному столу, взялъ одну карту на свѣтъ и проговорилъ: „пендюхъ!“

Гриневъ всю дорогу распѣвалъ и кричалъ объ актрисахъ картахъ и всякой всячинѣ.

— Дошли? а? крикнулъ онъ, когда они приблизились къ назначенному мѣсту. Шумно началъ онъ взбираться по лѣстницѣ, спотыкаясь о каждую ступеньку.

— Вы теперь, сударь, и сами найдете квартиру, сказалъ плутоватый Гришка на верхней галдарейкѣ, а я домой-съ.

— Иди! кричалъ Гриневъ, колотя кулакомъ по окнамъ, мимо которыхъ шелъ.

Что было лучше: пьяный ли сонъ студента забулдыги или безплодное, хотя и трезвое, волненіе Телепнева? Онъ не хотѣлъ знать, что настоящая, живая жизнь окружала его, слышались пѣсни, брань и крики, пьянство и шулерство, будочники и половые…. А въ убогихъ домикахъ, въ душныхъ занимательныхъ, сидѣли юноши и жадно читали, до изнеможенія проработавши надъ перепиской какихъ-нибудь безтолковыхъ лекцій. Ихъ было мало, но море водки не поглотило ихъ…

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ

I.

Городъ К. потонулъ въ снѣгахъ. Зима совсѣмъ закутала его, и только Преображенская улица не боялась ея суровости и блистала на зимнемъ солнцѣ. Жизнь приняла также зимнія формы. Студенчество пило еще сильнѣе, аристократія играла въ карты и плясала каждый вечеръ. Въ дворянскомъ собраніи шли выборы.

На хорахъ собранія, въ тотъ день, когда выбирали губернскаго предводителя, блисталъ цѣлый вѣнокъ фешенебельныхъ дамъ, а въ числѣ ихъ и Ольга Ивановна. Возлѣ нее сидѣлъ Телепневъ.

Послѣ того, какъ онъ убѣжалъ изъ угловой комнаты Ольги Ивановны, Телепневъ недѣли двѣ не бывалъ у нее. Ему было и гадко и досадно на себя въ первые дни, а потомъ стало невыносимо скучно; онъ долженъ былъ сознаться, что ему необходимо общество женщины, а отсюда не далеко было и до новаго визита въ домъ М-выхъ. Ольга Ивановна, конечно, приняла его такъ, что Телепневу ни минуты не было не ловко. Она слегка его пожурила, и съ перваго же дня ввела… въ колею своей жизни. Эта женщина, не производила на него никакого вліянія, но въ ней было столько умной ласки, столько готовности занять и развлечь Телепнева, что нужно было ему имѣть особый стоицизмъ для того, чтобъ не привыкнуть къ этой женщинѣ въ нѣсколько недѣль.

На хорахъ они встрѣчались каждый день Онъ съ любопытствомъ смотрѣлъ на пеструю массу, которая жужжала внизу. Ольга Ивановна разсказывала ему про всѣ выборныя интриги и обращала его вниманіе на разныя помѣщичьи фигуры — пузатыя и непузатыя, въ стародавнихъ военныхъ мундирахъ и неуклюжихъ дворянскихъ воротникахъ. И такъ тянулся между ними разговоръ отъ одного, дня до другаго, разговоръ не мудрый, а между тѣмъ все-таки, въ часъ, Телепневъ отправлялся на хоры, отыскивалъ Ольгу Ивановну на обычномъ мѣстѣ—противъ портрета, и задавалъ ей какой-нибудь вопросъ, имѣвшій связь со вчерашнимъ разговоромъ.

Въ этотъ день, когда мы ихъ опять нашли на хорахъ, внизу выбирали губернскаго предводителя.

— Посмотрите, — сказалъ Телепневъ Ольгѣ Ивановнѣ: — что выдѣлываетъ вашъ милый Битюковъ.

— А что такое?

— Да просто неистовствуетъ.

А Битюковъ въ эту минуту стоялъ у одного изъ уѣздныхъ столовъ, оралъ на всю залу, и съ азартомъ приставалъ къ какому-то маленькому господину въ уланскомъ мундирѣ безъ эполетъ.

— А его выберутъ, пожалуй, въ губернскіе, — сказала Ольга Ивановна.