В путь-дорогу! Том II

Демка улыбнулся и взобрался, наконецъ, на верхнюю галдарейку.

А съ другаго конца на встрѣчу къ нему, распѣвая во все горло, шелъ Гриневъ.

— Демка! крикнулъ онъ. Съ письмомъ, что ли?

— Есть кое-что-съ, отвѣчалъ Демка, отправляясь въ карманъ.

— Ужъ не повѣстка ли? говори скорѣй.

— Есть и повѣсточка.

— Давай! Гриневъ вырвалъ изъ рукъ Демки повѣстку и началъ громко читать: „полтораста рублей, его благородію Владиміру Александровичу Гриневу!“ Демка, понимаешь ли ты, что это я? старая ты физія! Брависсимо! крикнулъ онъ что есть силы, и бросился бѣжать назадъ по галдарейкѣ.

— Сударь, баринъ, а за повѣсточку-то? шамкалъ Демка, пускаясь за нимъ въ погоню.

Гриневъ остановился.

— За повѣстку-то тебѣ Демка? занесу завтра въ университетъ.

— Да какъ же, сударь?

— Ну, какъ же! Говорятъ: нѣтъ, — и конченъ балъ!

И Гриневъ пустился бѣжать, распѣвая.

Студентъ молодой,
Студентъ удалой
Подъ кровомъ таинственной ночи
Съ красавицей шелъ,
Красавицу велъ,
Впиваясь красавицѣ въ очи.

А Демка постоялъ, понюхалъ табаку, положилъ письмо въ карманъ штановъ и проворчавши: „Эхъ прощалыжники!“ отправился своей дорогой, постукивая палочкой.

— Михалъ Мемноновъ! деньги, братъ! Смотри повѣстку! гаркнулъ Гриневъ, влетая въ квартиру.

Мемноновъ занимался записываніемъ чего-то въ небольшой тетрадкѣ, и отвѣчалъ на возгласъ Гринева недовѣрчивымъ взглядомъ; но тотъ ткнулъ ему повѣсткой въ носъ.

— И въ самомъ дѣлѣ, никакъ повѣстка! произнесъ онъ, приподнимаясь съ мѣста.

— То-то и есть, что въ самомъ дѣлѣ!… Господа! Буеракинъ, Дубровинъ, — ликуйте, мы съ деньгами!

— Неужто получилъ? спросилъ Дубровинъ, лежавшій на диванѣ.

— Повѣстка, господа, на полтораста рублей. Кутнемъ!

— Еще не больно раскутитесь, послышалось изъ первой комнаты, не велики деньги, надо и о долгахъ подумать.

— Мы васъ знаемъ! Явись сюда съ книжкой и скептицизмомъ.

— Не долго и эти залежатся, проворчалъ Михалъ Мемноновъ, показываясь въ дверяхъ съ счетами и съ книжечкой.

— Высчитывай, да смотри не поймайся!

— Небось, не поймаюсь.

Мемноновъ вздѣлъ очки; подошелъ къ столу, положилъ счеты и развернулъ книжку. Гриневъ взялъ карандашъ, лоскутокъ бумаги и приготовился писать. Буеракинъ и Дубровинъ оставались зрителями. Долго Мемноновъ рылся въ книжкѣ, потомъ швырнулъ ее съ сердцемъ, проворчалъ: „а пусто тебѣ будь!“ и отправился за другой.

— Смотри не помайся на книжкѣ-то! крикнулъ Гриневъ.

— Чего тутъ ловиться-то: не ту взялъ, значитъ.

— То-то не ту…

Отчего у лошадей,
Не растутъ во рту лимоны?
Отъ того, что у Дидоны,
Не достало двухъ рублей
На конфекты для ершей.

— Что ты тамъ долго копаешься-то?

— Сейчасъ, экъ загорѣлось!

Наконецъ Мемноновъ отыскалъ завалившуюся тетрадь.

— Начинай съ капитальныхъ долговъ, крикнулъ Гриневъ.

Кому долженъ всего больше?

— Варину 18 руб. 56 1/2 копѣекъ.

— Полно, такъ ли?

— Извѣстно такъ: часы заложены въ 15 рубляхъ, проценту, значитъ, выходитъ 3 рубля, нѣтъ два рубля, да еще за 16 дней положимъ копѣекъ 60.

— Стой, часы не стану выкупать!

— Какъ же не выкупать? срамота!

— Ну, выкупимъ.

— Теперь, за два мѣсяца за столъ 8 рублей.

— Еще что? а?

Цезарь — сынъ отваги
И Помпей — герой
Продавали шпаги тою же цѣной!

— Да вы позвольте, Владиміръ Александровичъ! ужъ коли считать, такъ ужъ считать, а напоетесь и послѣ.

— Хорошо, премудрый Михаилъ. Продолжай, кому еще долженъ?

— За квартиру, выходитъ, за три мѣсаца по 2 рубли.

— Ну, шесть рублей…

— Да-съ, извольте писать шесть.

— Ну, а еще нѣтъ ничего?

— Какъ нѣтъ: булочнику 2 руб. 75 копѣекъ прачкѣ, Митькѣ извощику цѣлковый, да тому еще… красная рожа-то.

2 р. 17 коп.

— Всѣ?

— Мнѣ еще трицать двѣ съ деньгой.

— Итого сколько выходитъ, фанатикъ?

— Итого-съ выходитъ, вотъ сейчасъ, пятьдесятъ пять рублей девяноста одна копѣйка.

— Поймался! крикнулъ Гриневъ.

— Извѣстно, такъ.

— А по сложенію выходитъ не такъ.

— Да я по вашей арихметикѣ не знаю. Позвольте-съ: за квартиру 6 руб — шесть; за столъ 8 рублей — восемь.

— Ты ошибся, сказалъ Буеракинъ.

— Не можеть быть, я не прочтусь; это вы только меня арихметикой сбили.

И съ этими словами Мемноновъ схватилъ книжку и счеты и удалился въ другую комнату.

— Смотри не ловись, пожалуй и поймаешься! крикнулъ ему Гриневъ.

— Нечего тутъ прибирать, ворчалъ Мемноновъ, начиная снова счетъ. Гриневъ запрыгалъ по комнатѣ.

— Лечу, кричалъ онъ, прямо въ канцелярію, сто цѣлковиковъ останется, пустимъ брандера! Михалъ Мемноновъ сосчиталъ что ли, или еще не выпутался?

— Сосчиталъ, послышалось изъ передней.

— Ну кто же совралъ, а?

— Я обчелся, да все ваша арихметика сбила.

— Идемте, господа!

Всѣ три студента отправились, а Мемноновъ спряталъ счеты, тетрадку, снялъ очки, немножко посидѣлъ, а тамъ прилегъ и не могъ удержаться отъ замѣчанія: „народецъ-то-же, нечего сказать!“

XXXVIII.