В путь-дорогу! Том II

Началось четвертое дѣйствіе. Послѣ явленія отца Маріи г-жа Стрѣлкина запѣла раздирающимъ голосомъ:

«Въ хижину бѣдную,
Богомъ хранимую,
Скоро ль опять возвращусь?»

Поднялся ужасный громъ стрѣлкистовъ. Гриневъ неистовствовалъ. На четвертый рядъ обратились глаза начальства. Слышны были какіе-то дикіе возгласы. Шиканье только сильнѣе раздражило массу стрѣлкистовъ, и Гриневъ чуть не бросился на однаго бѣлокураго студента, сидѣвшаго позади его въ пятомъ ряду. По окончаніи акта, онъ только было рванулся въ буфетъ, какъ его остановила всемогущая рука инспектора.

— Г. Гриневъ, проговорилъ Ѳедоръ Ивановичъ, вы ведете себя неблагопорядочно.

— Помилуйте, Ѳедоръ Ивановичъ, началъ Гриневъ размахивая руками, зачѣмъ же эти скоты шикаютъ?

Лакированная физіономія инспектора покраснѣла.

— Милостивый государь, проговорилъ онъ ядовитымъ шепотомъ: не угодно ли вамъ отправиться къ дежурному помощнику…

— Да мнѣ совсѣмъ неугодно, прервалъ Гриневъ, потряхивая волосами.

— Если вы осмѣлитесь произнести еще одно слово, прошипѣлъ инспекторъ, то я прикажу вывести васъ.

Гриневъ хотѣлъ было что — то такое отвѣтить, да видно одумался, махнулъ только рукой, и повернувшись налѣво кругомъ, пошелъ въ сѣни, а оттуда въ буфетъ. Инспекторъ, замѣтивъ въ буйствѣ одну изъ ложъ перваго яруса, отправился туда и произвелъ тамъ энергическое внушеніе.

Наши юноши были свидѣтелями арестованія Гринева. Горшкову вся эта сцена показалась очень смѣшною.

— Вотъ и тебя, Воря, возьмутъ! шепталъ Горшковъ; а я, братъ, вольный козакъ. Дѣдушка Абласовъ, ты, не бось дрожишь: начальство — не свой братъ!

— Изъ чего только бѣснуются? проговорилъ тихо Абласовъ.

— Ахъ ты рыба, подлекарскій ты ученикъ! шепталъ Горшковъ, тебя ни что не раззадоритъ.

— Жаль мнѣ Гринева, промолвилъ Телепневъ, такъ, ни за что, попался.

— Планида, братъ, завершилъ Горшковъ, а пора и садиться, вонъ занавѣсъ подымается.

Въ пятомъ актѣ Стрѣлкина играла съ неподдѣльнымъ чувствомъ. Горшковъ, то и дѣло, дергалъ Телепнева за рукавъ и довольно громко восклицалъ: „хорошо, молодцомъ, ай да Стрѣлкина!“ Когда занавѣсъ упалъ, вызовамъ Стрѣлкиной не было конца; прокописты потерпѣли въ этотъ вечеръ полное пораженіе. Они хотя и порывались шикать, но какъ-то нерѣшительно, трусливо, волей-неволей подчиняясь увлеченію пламенныхъ стрѣлкистовъ.

Въ антрактѣ Телепневъ съ Горшковымъ зашли въ бу®етъ. Они увидѣли тамъ Гринева, съ другимъ, какимъ-то студентомъ. Они пили. Собесѣдникъ Гринева былъ вертлявый малый, съ плутовской физіономіей, впалыми развратными глазами и нахальнымъ носомъ.

— А! крикнулъ Гриневъ, завидѣвъ Горшкова съ Телепне* вымъ. Онъ былъ ужъ совсѣмъ готовъ. Малые птенцы, смотрите какъ гибнетъ Гриневъ за любовь къ искусству! Вотъ братъ, Храповъ, обратился онъ къ собутыльнику: славные мальчуганы! Я ихъ беру подъ свое покровительство. Одинъ— артистъ, и онъ ткнулъ на Горшкова, душа — человѣкъ будетъ, а вотъ тотъ немножко баричъ, ну да все-таки славный мальчуганъ. Пейте! крикнулъ онъ юношамъ.

— Вотъ, братъ, Храповъ, какой плюгавый народъ, не пьютъ да и баста! Нѣтъ, я такъ еще въ гимназіи въ пьяномъ видѣ дебоши производилъ. Что вы на меня смотрите, юноши? Вы думаете я испугался той чухонской свиньи? Идемъ, братъ, Храповъ, туда, разворитимъ ему самое сусло! Проко-пистовъ разразимъ!

— Можно всякую штуку устроить, отвѣтилъ съ какой-то мошеннической ужимкой Храповъ.

Телепневъ и Горшковъ двинулись.

— Вы въ кресла юноши, крикнулъ Гриневъ! Искровените свинью въ ермолкѣ, и каждаго подлеца прокописта въ зубецъ, а я сейчасъ явлюсь. Хересу подай!

„Что это за безобразіе!“ думалъ Телепневъ, переходя въ партеръ. Все, что онъ видѣлъ и слышалъ было точно угаръ какой-то.

Водевиль уже начался. Г-жа Прокопова, плѣняла красныя подкладки и по-видимому была очень довольна всей своей особой. Шелъ водевиль „френологъ и Хиромантикъ,“ гдѣ она должна была производить разныя переодѣванья, къ вящшему удовольствію фешенебельной публики. Телепневъ осмотрѣлъ ее въ бинокль. Водевильная примадонна обладала совершенно водевильной наружностью: толстыя щеки, вздернутый носъ, ухмыляющіяся уста, прищуренныя заигрывающія глазки; но при всемъ этомъ, ни какой простоты и очень мало истинной веселости Запѣла г-жа Прокопова какой — то куплетъ и на второмъ стихѣ споткнулась. Стрѣлкисты это подхватили, и одинъ изъ ярыхъ обитателей парадиса, весьма энергически свиснулъ. Въ первомъ ярусѣ раздалось сильное шиканье и Прокопова въ замѣшательствѣ остановилась.

Но красныя подкладки напряглись всѣми силами и неисто-èo захлопали. Адъютанты поддержали ихъ. Г. Прокопова поправилась и снова запѣла куплетъ.