Начали читать. Пошли фигуры и тропы и безчисленные примѣры достолюбезнаго Кошанскаго… Борисъ слушалъ-слушалъ, и черезъ полчаса заснулъ сладкимъ сномъ…
— Телепневъ, ты спишь! — разбудилъ его Абласовъ.
— Нѣтъ, а что? — спросилъ Борисъ, раскрывая глаза.
— Какъ что? пора на экзаменъ идти! Ты, братъ, всего Кошанскаго прогулялъ. А что видѣлъ во снѣ?
— Славный видѣлъ сонъ, — отвѣтилъ Борисъ и сладко зѣвнулъ.
— Неисправимъ, — проговорилъ Абласовъ и началъ одѣваться.
Угрястыя щеки Іоны Петровича лоснились; красный носъ сіялъ. Директоръ былъ въ своей сферѣ. Старый словесникъ съ наслажденіемъ ожидалъ случая выказать свои познанія… Хмурый Ергачевъ сидѣлъ подлѣ него и, по обыкновенію, ковырялъ въ носу. Онъ не ладилъ съ директоромъ, и ни одинъ экзаменъ изъ его предмета не проходилъ безъ исторіи.
Когда Борисъ вышелъ къ столу, директоръ, скорчивъ рожу и протянувши руку къ билетамъ, прогнусавилъ отрывисто:
— Берите билетъ сразу, не швыряйте…
Надо было отвѣтить изъ четырехъ предметовъ, и прежде всего язъ риторики. Борису досталась цѣлая дюжина фигуръ. Онъ ихъ сказалъ твердо; но только директоръ съумѣлъ-таки его поддѣть.
— Примѣръ не тотъ, — отрѣзалъ онъ.
— Примѣръ годится, — проговорилъ Борисъ.
— Не тотъ… что вы умничаете… Я Кошанскаго-то знаю какъ «Отче нашъ». Подайте книгу: на страницѣ 93-й, десятая строка снизу… читайте примѣръ… на строку не ошибусь… мы учились-то не по вашему, фантазировать-то намъ не позволяли, — прибавилъ онъ и взглянулъ искоса на Ергачева.
Егоръ Пантелѣичъ съ умиленіемъ обратилъ взоръ къ директору. Ергачевъ усмѣхнулся въ галстухъ, Борисъ тоже не могъ удержаться отъ улыбки.
Теорія прозы прошла благополучно. Надъ піитикой собиралась гроза.
Борисъ отвѣтилъ на билетъ; но Іона Петровичъ этимъ не удовольствовался.
— Ну, — загнусавилъ онъ: — скажите, какой вотъ это размѣръ: ту-ту, ту-ту, тамъ-тамъ, тамъ-тамъ, тамъ-тамъ, ту-ту! а?
Онъ всегда такъ экзаменовалъ изъ стихосложенія.
— Это ямбъ, — отвѣтилъ Борисъ.
— Ну, а вотъ на этотъ размѣръ скажите стихи: та-та, та-та, та-та, та-та.
— «Блещутъ волны Флегетона», — началъ Борисъ.
— Такъ, а вотъ на этотъ: тамъ-тимъ-тамъ-та-та, тамъ-тимъ-тамъ-та-та.
— Не припомню, — отвѣтилъ Борисъ.
— Хорошъ словесникъ, — вскричалъ Іонка и началъ читать:
Юная роза
Лишь развернула
Алой шинокъ!
Ужь этого не знаетъ!
— А вотъ на этотъ: бумъ-бумъ-бимъ, бумъ-бумъ, бумъ-бумъ-бумъ…
— Не знаю, — отвѣтилъ рѣзко Борисъ.
— Ну, скажите на анапестъ или на дактиль? А на дактиль не можете, такъ на амфибрахій приберите.
И такимъ образомъ производилъ онъ піитическую гимнастику минутъ двадцать. Подъ конецъ досада разобрала Бориса, онъ совсѣмъ пересталъ отвѣчать на всѣ: бумъ-бумъ, тимъ-тимъ и та-та директорій… Іонка злился.
— Ну, а это какой размѣръ, — закричалъ онъ.
Се Воска Флакка зракъ,
Се тотъ, кто какъ и онъ?
— Ямбъ, — проговорилъ сквозь зубы Борисъ… и еслибъ Іонка еще продолжалъ піитическую гимнастику, онъ непремѣнно сказалъ бы ему какую-нибудь дерзость.
Экзаменъ довершался исторіей литературы. Билетъ о Жуковскомъ не возбудилъ никакихъ преній… Надо было ставить отмѣтки.
— Слѣдуетъ уменьшить, — прогнусавилъ Іонка, смотря искоса на Ергачева.
— Отчего? — лѣниво спросилъ Ергачевъ.
— Вы сами видѣли, въ піитикѣ не твердъ… примѣровъ не знаетъ.
— Этакъ спрашивать нельзя, онъ не обязанъ знать стихи, какіе вы потребуете, я доволенъ и уменьшать отмѣтку не согласенъ…
— А я недоволенъ, — закричалъ директоръ и угри его покраснѣли.
— Какъ вамъ угодно, — сказалъ спокойно Ергачевъ… — Я имѣю право экзаменовать, а не вы… Садитесь, господинъТелепневъ, — обратился онъ къ Борису: — очень хорошо-съ…
Іонка закусилъ губы…
— Вѣдь это ему не повредит… Изъ піитики только будетъ четыре, — проговорилъ онъ было мягкимъ тономъ.
— Да и этого не слѣдуетъ, — отвѣтилъ Ергачевъ. — Онъ самый способный ученикъ, а не зубрило…
Сіяющія щеки Горшкова встрѣтили Бориса, когда онъ подходилъ къ партѣ.
— Крѣпись, Боря, — шепнулъ онъ… — Грибъ съѣлъ!
Абласовъ также взглянулъ съ участіемъ на Бориса. Они скоро отъэкзаменовались и всѣ трое вышли. Абласовъ и Горшковъ отправились въ сборную за шинелями, а Борисъ поджидалъ ихъ въ корридорѣ. Вдругъ отворилась стекляная дверь седьмаго класса и предстали предъ нимъ угрястыя щеки директора.
— Телепневъ! — тихо крикнулъ онъ, подзывая его рукой.
Борисъ приблизился. Директоръ пошелъ по направленію къ актовой залѣ.
— У васъ въ деревнѣ, — началъ онъ: — оранжерея есть?
— Есть, — отвѣчалъ глухо Борисъ.
— Ну, такъ вы тово… кактусы у васъ были всегда бѣлые и красные… Мнѣ горшечка четыре…
Борисъ взглянулъ на Іонку во всѣ глаза; тотъ и ухомъ не повелъ.
— Пришлите на подводѣ… хорошеньких… фуксій также горшечка два… А изъ географіи переэкзаменовку назначу.
И не дожидаясь отвѣта, директоръ отправился къ себѣ чрезъ залу.
Въ это время подошли къ Борису товарищи. Онъ имъ передалъ слова Іонки. Горшковъ расхохотался на весь корридоръ. Абласовъ покачалъ головой.
— Но это гадость! — вырвалось у Бориса.
— Ахъ, онъ животное! — закричалъ Горшковъ во весь духъ. — Крапивы ему да репейнику пошли!., да куриной слѣпоты на придачу!
— Нужно послать, — сказалъ со вздохомъ Абласовъ.