В путь-дорогу! Том I

Послѣ математики явилась географія, которую слѣдовало повторять въ теченіе послѣдняго года. Но она была въ совершенномъ забросѣ у семиклассниковъ. Разъ въ недѣлю являлся къ нимъ учитель географіи, по прозванію Ерошка, забитая, чахоточная, безъ голоса личность. Его убѣдили, что повторять географію — вздоръ; а потому весь классъ проходилъ въ болтовнѣ; Ерошка же, засунувъ руки въ карманы, ходилъ взадъ и впередъ и качалъ головою изъ стороны въ сторону, какъ медвѣдь. Результатъ вышелъ тотъ, что никто географіи не зналъ.

Борисъ вытянулъ изъ политической географіи: Пруссію. Въ спискѣ, по старымъ годамъ, ему стояло пять. Началъ онъ отвѣчать Пруссію, экспромтомъ, что приходило на память; Іонка, остановпвъ его, спросилъ какой-то заливъ; онъ совралъ. Іонкѣ только это и надо было.

— Депутаціи вы составлять мастеръ, — загнусавилъ онъ — въ сакъ-пальто щеголять, въ геніи лѣзть; а географіи не знаете!… Мерзости только отъ васъ и слышались, голубчикъ мой!… Вотъ онъ, геній-то… онъ залива не знаетъ; за то по набережнымъ шляется!.. Въ поведеніи ноль поставлю, аттестата не дамъ! Ну, отвѣчайте.

Въ какой-то рейнской провинціи Борисъ забылъ городъ. Іонка опять загремѣлъ.

— Куда, въ какой университетъ, по какому факультету сбираешься? — спросилъ онъ грубѣйшимъ тономъ, перемѣняя вдругъ вы на ты.

Борисъ весь вспыхнулъ.

— По словесному факультету… — отвѣтилъ онъ отрывисто.

Его душилъ оскорбительный тонъ директора.

— Да, поступишь ты, вилалъ какъ лягушки скачутъ…? Дамъ я тебѣ знать, что такое въ геніи мѣтить!… увидишь ты университета…. фигу не хочешь-ли? Пошелъ на мѣсто; двойку тебѣ влѣплю.

Борисъ задрожалъ. Рябое лицо Егора Пантелѣича злобно улыбалось. Всѣ ученики были возмущены этой сценой; Горшковъ и Абласовъ покраснѣли и переглянулись. Имъ было ужасно больно за Бориса.

Директоръ замаралъ пять въ спискѣ и поставилъ огромное два.

— Позвольте мнѣ взять другой билетъ, — проговорилъ Борисъ взволнованнымъ голосомъ.

— Какъ бы не такъ, на мѣсто садись.

Ерошка не взглянулъ даже на Бориса. Онъ трусилъ директора, да и вообще не любилъ седьмаго класса. Стыдно было Борису идти отъ стола къ партамъ. Противъ его воли, имъ овладѣло чувство униженія. Онъ созналъ, какъ безпомощенъ былъ онъ въ эту минуту, какъ насмѣялись надъ его претензіями быть большимъ человѣкомъ. Онъ тотчасъ же ушелъ изъ класса и уѣхалъ въ Липки. Дорогой онъ передумывалъ: разсказать ему объ экзаменѣ Софьѣ Николаевнѣ, или не разсказывать? «Нѣтъ, она встревожится», рѣшилъ Борисъ, и объявилъ теткѣ и Машѣ, что все прошло хорошо.

Черезъ два дня нужно было являться на экзаменъ словесности. На словесность Борисъ надѣялся. Въ деревнѣ онъ пробѣжалъ теорію прозы и поэзіи, посмотрѣлъ записки Ергачева изъ исторіи литературы, и въ день экзамена, утромъ, часовъ въ пять, по холоду отправился въ городъ, прямо на квартиру Абласова. Долго стучался онъ, такъ что хотѣлъ даже уйти.

— Кто тутъ? — спросилъ наконецъ сонный голосъ Абласова.

— Я, Телепневъ, отопри, Николай.

— Что это ты съ пѣтухами? — проговорилъ Абласовъ, отпирая дверь. — Здоровъ, дружище, откуда?

— Да прямо изъ деревни… Я къ тебѣ забрался почитать кое-что изъ риторики, одному-то претитъ…

Они расположились на кровати. Солнце красноватымъ свѣтомъ освѣщало маленькую, желтенькую комнату. На улицѣ слышенъ былъ рогъ пастуха. Не хотѣлось читать, глаза слипались, утренній холодокъ пробѣгалъ по тѣлу легкой дрожью.

— Послушай, Телепневъ, — сказалъ Абласовъ, облокачиваясь на подушку: — вѣдь это свинство съ тобой сдѣлалъ Іонка… онъ тебѣ аттестатъ замараетъ.

— Ну, и чортъ съ нимъ.

— Ты готовился-ли къ словесности?

И онъ посмотрѣлъ на Бориса исподлобья, съ тихой улыбкой.

— Читалъ…

— Немного, чай! въ деревнѣ плохое приготовленіе.

— Разумѣется.

— Ты, Телепневъ, на меня не сердись, а я тебѣ вотъ что скажу: тебя тянетъ туда, въ Липки, ты очень ужь ее любишь.

И онъ остановился. Борисъ быстро на него взглянулъ и зарумянился.

— Я, вѣдь, не изъ любопытства, — началъ опять Абласовъ… — Вижу я, дружище, какъ ты ее любишь; ну, и она тебя также, и будьте счастливы; да ты хоть на это-то время пріудержись… ну, что же за радость… аттестатъ испортить, вѣдь эти скоты на все способны… безъ экзамена нельзя поступить…

— Да я въ Москву, братъ, мнѣ все равно… придется держать.

— Тебѣ медаль слѣдуетъ, зачѣмъ же не пользоваться… Да вѣдь это и досадно…

— Къ чему ты это ведешь, мудрецъ?

— Да къ тому, что не ѣзди ты въ деревню, — позубрить надо; оно хоть и глупо, а дѣлать-то нечего. Вотъ я и за сегодняшній экзаменъ боюсь.

— Хорошо, хорошо, — заговорилъ Борись: — успокойтесь, дѣдушка Абласовъ, буду примѣрный мальчикъ; извольте читать объ источникахъ изобрѣтенія.

— Ты меня не считай такимъ сухаремъ, — началъ опять Абласовъ и взялъ его руку — я, братъ, радъ за тебя, ты меня понимаешь… житье тебѣ хорошее… счастливецъ ты… я хочу, чтобъ ты и курсъ-то кончилъ счастливо.

Борисъ взглянулъ на доброе, умное лицо Абласова и сильно пожалъ ему руку. Ему не было непріятно, что Абласовъ дотронулся до его тайны; онъ видѣлъ, что хорошее, товарищеское чувство влекло Абласова къ нему.