В путь-дорогу! Том I

Пьесу кончили. Прошла маленькая пауза. Никто не заговорилъ. Борисъ не трогался. Онъ точно сквозь сонъ видѣлъ, какъ Софья Николаевна приподнялась, достала съ этажерки другія ноты, и опять началась музыка.

Долго они играли. Маша успѣла заснуть на колѣнахъ Бориса. Онъ самъ чуть не заснулъ; но когда вслѣдъ за послѣднимъ аккордомъ настала непріятная тишина, онъ встрепенулся и быстрымъ, испытующимъ взглядомъ окинулъ группу у фортепіано.

Софья Николаевна что-то говорила Горшкову. Борисъ не старался вслушиваться; онъ только глядѣлъ.

Минуты черезъ двѣ онъ спустилъ съ колѣнъ Машу, не замѣтивъ, что она спитъ, и подошелъ къ фортепіано.

Софья Николаевна и Горшковъ стояли близко другъ къ другу. За ними виднѣлась фигура Абласова.

— Вы мнѣ пришлете вашъ гимнъ, — говорила Софья Николаевна — онъ у васъ написанъ?

— Вчернѣ, — отвѣтилъ Горшковъ: — завтра я его перепишу.

— Я готова еще разъ заболѣть, — продолжала она — чтобъ только давать вамъ такія чудныя мысли…

Маша подошла вмѣстѣ съ Борисомъ.

— Тетя, — проговорила она полусоннымъголосомъ — вамъ вѣдь пора бай-бай… Вы забыли?

— А ты, Маша, кажется, ужъ присоснула?… — спросила Софья Николаевна.

— Это другое дѣло, — отвѣтила Маша серьезнымъ тономъ, щуря глаза отъ свѣту.

Всѣ разсмѣялись.

Борисъ только улыбнулся.

— Ну, нечего дѣлать, надо разойтись, — сказала Софья Николаевна, обращаясь больше къ Горшкову. — Я васъ, господа, не приглашаю ужинать. Совсѣмъ забыла распорядиться; а съ моей болѣзнью мы перестали ужинать… но я велю сейчасъ подать чего-нибудь…

— Не безпокойтесь, — отозвался Абласовъ — поздно ужь, намъ и по домамъ пора…

— Да мы никогда и не ѣдимъ на ночь, — добавилъ Горшковъ.

Гимназисты распрощались. Борисъ молча пожалъ имъ руки, Горшковъ кивнулъ ему вихромъ; Абласовъ исподлобья, но съ участьемъ взглянулъ на него.

Софья Николаевна на прощаньи подала Горшкову руку.

— Благодарю, благодарю, — повторяла она — вы мнѣ дали сегодня такъ много наслажденья, что я, право, не знаю, чѣмъ мнѣ вамъ заплатить.

— Ужъ какъ-нибудь сочтемся! — вскричалъ Горшковъ съ громкимъ смѣхомъ.

Борисъ наморщился.

Когда дверь передней затворилась за гимназистами, Софья Николаевна, обернувшись къ Борису, весело сказала:

— Ну, и намъ пора бай-бай… — Взглянувъ на него пристальнѣе, она вдругъ остановилась… — Что, ты боленъ? — спросила она.

— Нѣтъ, — отвѣтилъ Борисъ громко и съ дрожью въ голосѣ.

— Такъ что же это съ тобой?… Маша, поди спать, мой ангелъ, я сейчасъ сама пойду.

Она поцѣловала Машу и отправила ее на верхъ.

Борисъ стоялъ, прислонившись спиной къ одному изъ ломберныхъ столовъ, онъ держался за него обѣими руками и судорожно вытягивался.

Софья Николаевна повторила еще разъ свой вопросъ.

Отвѣта не было.

— Да что же это ты все хандришь, Боря? ты впечатлителенъ, какъ нервная барышня, — проговорилаона… — стыдно, стыдно… — И она взяла его за ухо.

Борисъ отвелъ ея руку довольно сильно и, глядя ей прямо въ глаза, тихо произнесъ:

— Еслибы я былъ артистъ, еслибы у меня былъ талантъ, вы бы меня считали за человѣка и не играли бы мной…

Софья Николаевна отступила шагъ назадъ и окинула его удивленнымъ взглядомъ съ головы до ногъ.

— Что ты говоришь, Боря?… — вырвалось унея… — что за странныя мысли?… ты разстроенъ сегодня, дитя мое… или ты капризничаешь…

Она приблизилась къ нему опять, взяла за оба плеча, и улыбаясь поцѣловала въ лобъ.

Онъ вздрогнулъ, высвободился отъ ея ласкъ и отрывисто сказалъ:

— Покойной ночи, тетенька… — И точно про себя прибавилъ — Вы смѣетесь; а я не хочу больше плакать.

Съ этими словами онъ вышелъ въ корридоръ.

Софья Николаевна двинулась было за нимъ, но осталась на мѣстѣ. Долго стояла она; потомъ тихо пошла на верхъ, и на лѣстницѣ еще разъ остановилась, глядя на красную дверь, въ комнату Бориса.

XXXI.

Струна была слишкомъ натянута… Въ душѣ мальчика вспыхнула реакція.

Борисъ, у себя въ комнатѣ, ни ходилъ взадъ и впередъ, ни падалъ на кровать, ни плакалъ… Онъ довольно спокойно раздѣлся, взялъ со стола книгу, почиталъ минутъ десять и легъ.

Сонъ его былъ тихъ, дыханіе ровно. Видѣлъ-ли онъ что?..

Утромъ глаза его были ясны, въ лицѣ не замѣчалось утомленія; онъ бодрымъ шагомъ прошелъ нѣсколько разъ по билльярдной и уѣхалъ въ гимназію, раньше обыкновеннаго.

Вернулся онъ веселый, щеки его такъ и рдѣли отъ мороза; взглядъ прямой, въ голосѣ никакого волненія.

Софья Николаевна встрѣтила его въ залѣ.

Онъ поздоровался съ ней очень развязно, поцѣловалъ ея руку, началъ бѣгать съ Машей по залѣ; за обѣдомъ говорилъ все о гимназіи и послѣ обѣда тотчасъ же отправился къ себѣ.

— Что это ты такъ торопишься? — спросила его Софья Николаевна.

— Много работы, тетенька, — отвѣтилъ онъ очень ровнымъ голосомъ.

— Какой это?

— За мной давно уже есть сочиненіе, а я его еще не написалъ…

— Ахъ… сочиненіе… что же ты думаешь… начать? разскажи-ка мнѣ… мы бы обдумали вмѣстѣ.

— Нѣтъ, писать нужно одному, а то не пойдетъ…

— Ну, какъ знаешь, — отвѣтила она и пошла въ корридоръ.