В путь-дорогу! Том I

— Но что же можетъ развиться? — спросилъ Борисъ, впившись глазами въ старичка, какъ бы желая проглотить у него въ душѣ всю его медицинскую мудрость.

— Не знаю; если къ вечеру груди не будетъ легче, — тогда можетъ быть воспаленіе.

— Въ легкихъ? — досказалъ Борисъ.

— Да, — отвѣтилъ кратко старичекъ. — Я прописалъ средство противъ пневмоніи… мы захватимъ болѣзнь, натура хорошая.

— Микстуру прописали? — проговорилъ Борисъ.

— Да, порядочную дозу Tartari emetici. Надо теперь слѣдитъ… Если послѣ обѣда будетъ хуже, пришлите за мною.

— Піявокъ не будете ставить? — спросилъ Ѳедоръ.

Петровичъ — у меня тоже было разъ воспаленіе: такъ мнѣ шестьдесятъ штукъ закатили.

Эдуардъ Ивановичъ поморщился.

— Безъ нужды зачѣмъ… изнурять не надо, — проговорилъ онъ внушительно.

Они спустились въ залу.

— Вы послѣ обѣда домой? — сказалъ Борисъ.

— Да, весь вечеръ; пришлите прямо ко мнѣ на квартиру… — Взглянувши на Бориса, старичекъ улыбнулся и проговорилъ — вы, пожалуйста, не бойтесь такъ… за вашу тетушку…

— Извѣстное дѣло, — замѣтилъ Ѳедоръ Петровичъ… — Это не то что старый человѣкъ… Вѣдь вотъ, климатъ-то у насъ жестокій, суровость какая… Долго-ли воспаленіе схватить!

— Вчера она себя хорошо чувствовала? — спросилъ докторъ, обращаясь къ Борису.

— Да-съ, она была совершенна здорова… — промолвилъ грустнымъ голосомъ Борисъ.

Въ эту минуту ему представлялась все вчерашняя поѣздка.

— Вотъ ѣздили кататься, — вставилъ Ѳедоръ Петровичь — на набережной и прохватило.

Звучали эти слова тяжелымъ упрекомъ. Борисъ чувствовалъ, какъ нѣсколько свѣтлыхъ минутъ совершенно поглотились новымъ страданіемъ.

Старичекъ скоренько распрощался и уѣхалъ.

Долго Борисъ молча ходилъ съ Ѳедоромъ Петровичемъ по залѣ.

— Ну, что вы, батюшка, раскисли такъ? — договорилъ наконецъ опекунъ.

Борисъ поднялъ голову.

— Я не раскисъ, Ѳедоръ Петровичъ, а жалко мнѣ и… въ нашемъ домѣ все болѣзнь… и смерть.

— Ну, и смерть… что вы, перекреститесь! Болѣзнь захвачена; да можетъ и не будетъ ничего… Кто тамъ около нея?

— Мироновна и Аннушка… Да я стану тамъ сидѣть…

— Можно ее видѣть-то?

— Можно, Ѳедоръ Петровичъ; только она не говоритъ и почти не открываетъ глазъ.

— Ну, такъ я не стану ее безпокоитъ. Ступайте туда, а я домой поѣду… Послѣ обѣда явлюсь… Не бойтесь; она у насъ барыня добрая, какъ разъ будетъ здоровехонька.

— Ахъ, кабы вашими устами да медъ пить! — промолвилъ Борисъ, провожая Ѳедора Петровича въ лакейскую.

«Воспаленіе, пневмонія… Tartarus emeticus!» повторилъ онъ, ходя по залѣ. «Что-то будетъ? Воспаленіе вѣдь можетъ скрутить въ три дня!»

И онъ чувствовалъ, какъ на лбу его выступалъ холодный потъ. Любовь, страхъ, тоска смѣшивались въ душѣ его съ досадой; онъ сердился на медика; Эдуардъ Ивановичъ казался ему сухимъ, слишкомъ равнодушнымъ: «Онъ пропустилъ время! онъ ее погубитъ!»» повторялъ Борисъ. «Зачѣмъ не поставилъ онъ піявокъ? Чего онъ ждетъ?»…

Неутолимая, жгучая тревога такъ и обдавала его трепетнымъ жаромъ, и рой черныхъ думъ все сильнѣе и сильнѣе осаждалъ сердце бѣднаго мальчика. И въ эту минуту онъ не повторялъ, какъ любитъ прекрасную свою тетю.

Въ корридорѣ Борисъ столкнулся съ Мироновной.

Старушка шла на верхъ.

— Послала за лекарствомъ? — быстро спросилъ ее Борисъ.

— Послала.

— Кого?

— Ѳеофана, верхомъ… Ты ужъ больно-то не тревожься, долговязый; ты погляди-ка, на тебѣ лица нѣтъ..

— Да что, няня… докторъ, вишь, сказалъ, что воспаленіе можетъ быть…

— Мало-ли что они говорятъ, они завсегда пугаютъ… всякую лихую болѣсть выдумываютъ…

Старушка смотрѣла на Бориса съ заботой и недоумѣніемъ.

— Ты у меня совсѣмъ изведешься, — говорила она.

— Пойдемъ на верхъ, — сказалъ ей въ отвѣтъ Борисъ, и началъ подниматься по лѣстницѣ.

Больная все лежала съ закрытыми глазами. Борисъ взглянулъ на нее и тихо опустился на диванъ.

Томительно считалъ онъ минуты и прислушивался къ дыханію больной и смотрѣлъ на дверь, думая: «скоро-ли принесутъ лекарство».

Лекарство принесли. Софья Николаевна приняла его. Съ полчаса она была пободрѣе, говорила съ Машей и Борисомъ, шутила съ ними; но потомъ опять стихла и заснула. Послѣ обѣда, часу въ четвертомъ, она почувствовала себя хуже: кашель усилился, дыханіе захватило, жаръ сталъ знойнымъ — начался даже бредъ.

Борисъ тотчасъ послалъ за докторомъ, и въ тревогѣ ходилъ по залѣ. Ему представлялась уже вся картина болѣзни, всѣ страданія Софьи Николаевны; онъ ясно видѣлъ, что опасность близко и съ каждымъ днемъ будетъ все сильнѣй и сильнѣй.

Эдуардъ Ивановичъ пріѣхалъ и очень призадумался. Онъ никакъ не ожидалъ такого быстраго хода болѣзни. Онъ прописалъ усиленную микстуру, послалъ за піявками, самъ ставилъ ихъ, пробылъ около больной до самаго вечера, просилъ прислать за нимъ даже ночью, если будетъ нужно, и вообще выказалъ большую внимательность.

Вечеромъ заѣзжалъ и Ѳедоръ Петровичъ, началъ было развлекать Бориса; да это ему не удалось. Бѣдный мальчикъ слушалъ опустя голову и ничего не слыхалъ изъ того, что ему говорилъ опекунъ.

Всю ночь Борись провелъ безъ сна на верху, въ комнатѣ Маши. Софья Николаевна спала тревожно, безпрестанно просыпалась; жаръ не переставалъ; сознаніе терялось.