Жаль, что у меня такие короткие ногти. И ни отвертки, ни ножа при себе нет. Несмотря на это, спустя некоторое время мне удалось проделать дырку и просунуть в нее указательный палец. Сигнализация включена, но я знаю код, так что это меня не пугает. Разумеется, захвати я ключ, и все было бы проще, вот только на физре с ключами в карманах особо не попрыгаешь.
Чуть пораскинув мозгами, я вспомнил про окно на кухне. Папа все обещал его починить, но там по-прежнему виднелась щель. Вообще-то странно, что папа ее не заделал, – его все называли рукастым, а папина фирма занималась ремонтом ванных комнат и установкой кухонь. Он про все это говорил, что дома повара готовят очень плохо, поскольку выкладываются на работе. У меня знакомых поваров не было – проверить не получилось бы.
Я поднял оконную раму и ввалился в кухню, рухнув прямо на пол. Прислушался – в доме тихо. Поднявшись, я достал из серванта на кухне пару крекеров, а на стойке стояли кофейные чашки, которых обычно там не бывало. В коридоре я приостановился и посмотрел на лестницу. Потом перевел взгляд на дверь в гостиную. Сколько бы я ни силился, не мог представить, как я с револьвером в руках спускаюсь по лестнице, а из коротких штанин торчат голые ноги. Как будто все это позабыл, хотя знал, что так и было.
В гостиной тщательно прибрались. Сломанный стул выкинули. Ковер исчез – наверное, на нем оставались пятна крови. Интересно, в таких случаях сперва дожидаются, когда кровь запечется, или смывают ее сразу, стоит кому-то умереть? По телевизору показывают, что мертвецов непременно фотографируют. Бывает, я оцарапаюсь, и кровь тут же запекается, но, возможно, целая лужа высыхает медленнее. В школе нам рассказывали, что в человеческом теле пять литров крови, и я уверен – из папы вытекло почти все.
Какое-то количество, конечно, попало в щели между досками и превратилось в тонюсенькую корочку. Но отсюда пол казался совершенно чистым. Никто бы и не подумал, что на него вылилось столько крови.
Мама уверена, что теперь не сможет сидеть тут, в гостиной, на диване и смотреть телевизор. Она вроде как будущее пытается предсказать. А я вообще не знаю, что завтра случится. Не удивлюсь, если всё вдруг вообще изменится. У меня мнение порой меняется за несколько минут, а время от времени такое чувство, будто за ночь поменяли мозг. Надеюсь, это не болезнь. Вряд ли маме сейчас нужен еще и чокнутый сын. К тому же она – точь-в-точь как папа: если уж вбила что-то в голову, то прямо как осел становится. Поэтому придется нам, видимо, переезжать.
Сейчас наша гостиная – одно из самых мирных мест на свете. Я немножко посидел на диване, включил телевизор, выключил его. Присел на свое место за обеденным столом, но на столе было пусто, и я погрустнел. Это мамин стул в ту ночь сломался. Я взял папин и передвинул его на место маминого. Ей он теперь нужнее.
Поднявшись по лестнице, я услышал, как скрипнула верхняя ступенька. Она всегда скрипела. Не забыл ли я об этом в ту ночь? Перешагнул ли через нее?
В родительской спальне исчезла коробка с кровати. И сама кровать была застелена. Дверь в гардеробную закрыта. Из-под кровати выглядывают папины тапочки. На тумбочке лежит книга о Пабло Эскобаре, которую папа, если верить закладке, только-только начал читать. По-моему, он и купил ее по собственному желанию, и для того, кто от книг не в восторге, это похвальный поступок. Папа как-то сказал, что в кино ему больше нравятся отрицательные герои, а не положительные. У них характеры интереснее. А у положительных нет души. А вот я больше люблю положительных, пускай они даже неинтересные и бездушные.
У меня в комнате все было так, словно я только что встал. Ящики комода выдвинуты, впрочем, это потому что женщина, когда пришла тогда со мной за вещами, то и дело меня торопила. На столе лежит все, что я позабыл: зарядка для телефона, книга о черепахах и пижама, из которой я вырос так, что брюки вскоре будут напоминать шорты. Пижаму, в которой я был в ту ночь, мне пришлось снять. Зачем она понадобилась полицейским, я не знаю. Возможно, как доказательство. Не сказал бы, что скучаю по ней. Видать, я не из тех, кто скучает по одежде.
У меня в комнате пахнет не так сильно, как дома у Берит с Карлом. А может, запах собственного пота просто не чуешь? В моей комнате – мой запах. Здесь мой дом. И кровать прямо манит меня. А за стол можно сесть, включить компьютер и играть. Еще можно улечься на пол и пялиться в потолок.
Внезапно снизу послышался звон ключей. Дверь хлопнула. Я вздрогнул – не сильно, но достаточно, чтобы сердце рванулось куда-то прочь с привычного места. Окно слишком высоко, выпрыгнуть не получится, а под кроватью пылища толстым слоем. Я поспешно юркнул в шкаф, прикрыл дверь и присел на пол рядом с рюкзаком и драконом – папиным подарком. Что происходило на первом этаже, сказать было трудно, поэтому я чуть приоткрыл дверцу и, придерживая ее пальцем, оставил небольшую щелку. Кое-что я услышал.
Сперва я сомневался, но чем дольше вслушивался, тем очевиднее становилось, что мама плачет.
Глава 12