Читаем В последний раз в Китае (путевые заметки) полностью

Билеты проверяет китаянка в форме кондуктора. Вместе с билетами требует паспорта. Мы не пересекаем какую-либо границу, Китай — неделимый, у него нет «ближнего зарубежья», едем по бескрайней Китайской равнине... но для чего-то так надо. Подаем наши, тогда еще советские паспорта: «Читайте, завидуйте! Я — гражданин...» Хмурый китаец протягивает кондуктору книжицу в красных корочках. УДОСТОВЕРЕНИЕ. Я вижу, М. заглядывает в книжицу китайца. Кондукторша уходит, М. поворачивается к шестому пассажиру в нашем купе, чего-то ему говорит по-китайски. Тот вымученно улыбается, по-черепашьи втягивает голову в плечи.

— Он в органах работает, — радостно сообщает всем нам М. — Это у них как наше КГБ. Он ксиву подал, я сразу усек, я с ними имел дела, когда сражался за освобождение Китая. Я два года переводчиком у Джудэ... — М. обращал свою речь китайцу, тот слушал. У М. задергалось веко, он стал запинаться на первых слогах. — Он же по-по-русски говорит лучше, чем мы с ва-вами. Да ты не ту-тушуйся, — увещевал М. обладателя красной книжицы, — мы-мы же свои ребята. Я два года на ко-корейской войне ки-китайским добровольцем...

В купе становилось как-то нечем дышать, невпродых, то ли от жалости к загнанному в угол китайскому штабс-капитану Рыбникову, то ли от неловкости перед нашими китайцами. На лицах запечатлелись улыбки, похожие на гримасы. Один М. пребывал в своей тарелке, не унимался.

—Да брось ты! — похлопывал он по плечу китайского служивого человека. — Ру-русский с ки-китайцем — братья навек!

— Пора на обед в вагон-ресторан! — громко возгласил Лю. — Просили не опаздывать.

Ло кубарем скатился с верхней полки. Мы вышли из купе с облегчением. Остался один шестой пассажир.

В вагоне-ресторане на накрытом для нас столе нас ждали только что сваренные нежно-розовые креветки, ну, конечно, свинина с перцем, курица в соусе, с побегами бамбука. Принесли лягушачьи ножки, такие, как ножки дупеля или бекаса. Затем... каракатицу. Лю сказал, что каракатица при опасности выпускает чернильное облако... каракатица белая, трубчатая, нарезанная на змеевидные жгуты. Следом за нею карп в кисло-сладкой подливе. В финале суп с грибами, помидорами, ветчиной. И каждому по большой миске риса. Легкий обед в вагоне-ресторане скорого поезда Шахай — Пекин.

Мы вернулись в свое купе, шестого пассажира там не было. Дальше ехали впятером.

<p>Средство от курения </p>

Мы улетали домой из Пекина. В аэропорту М. взвешивал чем-то набитые сумки и баулы. Выходил перевес против положенного, надо было доплачивать, а юани, понятное дело, на нуле. Чем набил свои баулы наш глава делегации? Кто ж его знает... повсюду он покупал лекарства — от печени, почек, для повышения мужской потенции, травы, корни, что-то еще. Из Суджоу вез батарею бутылок шаоцинского вина, из Ханджоу копны зеленого чая... М. подходил к улетающим советским людям, выбирал из них, по какому-то ему известному признаку, того, у кого в багаже недобор, говорил примерно следующее: «Понимаешь, три года в Китае по контракту, накопилось всякого дерьма, бросить жалко. Пища здесь сам знаешь — печень вдребезги разрушена. Вот лекарства везу, таких у нас не купишь. А доплачивать за багаж — нам же гроши платили, здесь не капстрана... Можно я часть своего багажа вместе с твоим на весы поставлю?»

Тот, к кому обращался М., сомневался, внутренне мучился: и отказать неловко соотечественнику с разрушенной печенью, и взять на себя эту обузу... Тогда из Москвы в Пекин и обратно летали серьезные ответственные люди, торгашей-челноков и близко не подпускали...

В Шереметьево М. долго выдергивал с багажного круга свои манатки; обвешенный ими, поволокся к проходу для командированных, без таможенного досмотра. И мы за ним следом: пока что он оставался нашим главой, мы еще не переступили на свободную территорию. М. протянул стоящей на контроле строго-неприступной особе какую-то бумагу. Особа прочитала и возвратила подателю: «Здесь проходят командированные и дипломаты. У вас есть служебный паспорт или какой-нибудь документ? Если нет, идите вон туда. Что вы мне дали? Это не документ».

«Я — председатель общества по выживанию че-человечества, — задергался М. (а мы и не знали). — Его учредители: Ка-картер, Ми-миттеран, Тэ-тэт- чер... Мою бумагу подписал Ры-рыжков. Вот...»

«Товарищ, не мешайте, — сказала особа. — Проходите где положено».

Я и Щ. пошли туда, куда положено было идти.

Дома мы повстречались, повспоминали о нашей последней поездке в Китай. Щ. прочитал кому-то лекции о Китае. М. основал что-то российско-китайское; кажется, выпускал газету. Затем все покрылось туманом забвения.

Зато Китай все более на виду.

<p>Мицуко Охата и ее муж </p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука