В последний раз, Чейз? (СИ)

– Я очень рад, что вы переживаете за мою судьбу, но ваша помощь не нужна, понимаете? Все, что нужно, вы уже сделали, и, честно слово, я даже не виню вас. Все так и должно быть.

Она внимательно слушает меня, будто ожидает услышать в словах подвох. Но его нет.

– Я люблю ее, перед вами это скрывать крайне глупо, но чтобы вы не предложили мне, какую бы сделку, помощь, соглашение… Мне это не нужно. Я счастлив, ясно?

И она замолкает. Молчит и все смотрит на меня. Смотрит и думает, наверняка о том, какой же я все-таки конченый идиот. Я и сам так часто думаю, Афродита. Не ты первая, не ты последняя. Наверное, не красиво, но я ложусь обратно на кровать, накрываю нас с Чарли одеялом, пытаюсь сосредоточиться на кваканье лягушек.

– В породах гор люди однажды нашли причудливые камни, – начинает тихий, убаюкивающий голос. – Они были черными, отвратительными и непривлекательными на вид. Никто и не стал задумываться о том, какую тайну они хранят в себе. Но, однажды, страшный камень лопнул, а люди увидели неимоверное сияние, словно солнце опустилось на землю. Внутри сияли кристаллы, что были выкованы изо льда.

Тихое шуршание ее платья. Я пытаюсь открыть глаза, но это бесполезно. Рука богини ложится мне на лоб, словно она проверяла мою температуру. Ватные руки отказываются скидывать ее ладонь, и тогда она произносит:

– Это были жеоды, что хранили одну из самых загадочных красот мира.

Я чувствую, как сон приходит сам собой. Обессиленный, я окунаюсь в царство Морфея, прижимая теплое тело Чарли к себе.

– Чтобы узнать человека, сперва его нужно сломить…

***

Я надеялся, что это не кошмар, и склонившаяся надо мной девушка не обернется фурией. Хотя, наверное, даже тогда трудно будет испортить эти сверкающие в темноте глаза.

– Что, мы уже прибыли? – сонным голос бормочу я, глядя на Аннабет.

– Нет, – склоняя голову набок, наблюдая за мной, отвечает Воображала. – Сейчас середина ночи.

Кажется, сна теперь нет ни в одном глазу. Слышу срывающийся, бешенный ритм собственного сердца. Если это и был кошмар, то самый худший из всех, что я видел прежде. Подумать только. Я спросонья, нечесаный, неухоженный, в мятой пижаме. О боги, я чистил зубы на ночь?

– Ты… ты пробралась в мою каюту?

– Тебе же семнадцать через два месяца! Не вечно же бояться тренера Хеджа.

Она сидит на моей кровати, прижав коленку к груди, и раскачиваясь как ребенок. На лице играет теплая, солнечная улыбка, что согревает изнутри лучше всякого одеяла. Подумать только, как я мог обходиться без нее? Без Аннабет? От мысли, что ее снова не станет, становиться неимоверно тоскливо. Я приподнимаюсь на локтях и пытаюсь незаметно пригладить растрепанные со сна волосы.

– Посмотрел бы я на тебя, если бы ты видела его бейсбольную биту…

– Мы могли бы прогуляться, Рыбьи Мозги. В том случае, конечно, если ты почистишь зубы и приведешь этот ужас на голове в порядок, – она продолжает улыбаться. – И пижама… О боги, это зайцы?

Я не знаю, были ли зайцы на пижаме или нет. Я вдруг так сильно хочу ее обнять, что плюю на все правила. Просто прижимаю к себе. Просто вдыхаю этот пьянящий аромат полевых цветов. Просто чувствую, как быстро начинает биться ее сердце. Как откликаются ее пальцы, и она без слов обвивает меня руками. Так и должно быть. Так всегда было. Есть. Будет. И ни Гере, ни титанам, ни даже матери Земле не изменить этого. Это моя Аннабет. Если нужно принести кого в жертву, отправить в поиск, отделить от меня - выбирайте любую другую девушку с тем же именем. Эта останется со мной на всю жизнь.

– Эй, а как же прогулка? – бубнит она из-под моих объятий.

– Тебя что-то не устраивает?

Она глухо смеется в мою пижаму, и по телу расходится ток.

– Вот и отлично.

– Перси… – тихо говорит она.

Я отпускаю ее в надежде, что она все-таки не уйдет. Глаза девушки светятся счастьем, когда я разъединяю наши пальцы.

– Ты же знаешь, что я хочу сказать?

– Знаю, но теперь ты должна говорить это намного чаще. – Я все равно цепляюсь за ее руки, словно слепой. – Удивляюсь, такая умная, и еще не поняла этого, Воображала.

Она берет мои ладони в свои руки и подпирает ими щеки. Получается очень потешно, и, если что, Аннабет довольно милый шарпей.

– Я люблю тебя, Перси.

– И еще раз, – довольный собой, повторяю я.

– Я люблю тебя.

– И еще.

– Джексон, – рычит она.

– Согласен. Теперь моя очередь…

Но моя очередь не наступает, потому что она целует меня. Снова и снова. Клюет в нос. В щеки. Задевает губы. Дразнит. Будто доказывает мне, что скучала. Я знаю это, Аннабет. Знаю, потому что пережил это вместе с тобой. Вдали от тебя. Ее руки перебирают мои волосы, касаются шеи, лица, и я чувствую себя падающим в пропасть. Хочу разбиться, но больше никогда не думать о поисках, о проблемах, о боли, о том, что могу потерять ее. Я тяну девушку на себя, усаживая на коленях. Аннабет издает странный писк протеста, видимо, все еще надеясь прогуляться по кораблю. Но эта идея быстро испаряется, когда поцелуй становится все требовательней. И я знаю, что это тонкая грань, которую пересекать или слишком рано, или невозможно вообще.