В последний раз

За день до того, как она должна была прийти впервые, его круглосуточная сиделка, непреклонная Хельга, была чем-то явно обеспокоена. Профессор, который, несмотря на то что тело его частично утратило подвижность, а силы иссякли, две предыдущие главы шутками, посулами и хитростями выпрашивал милости сексуального толка у зрелой, но еще великолепной Хельги, с комической, щепетильной серьезностью рассматривая новую ситуацию в свете «Феноменологии» Гегеля, то есть отношения «больной – сиделка» как версию диалектики господина и раба. Профессор осознавал, что по вине гнусного, проклятого сексуального желания – его даже возраст не смог погасить, оно пылало в немощи, неукротимое, как никогда, – Хельга превратилась в его госпожу. С самого начала, на положении больного, он предавал в ее руки свое тело, жалкую наготу, беззащитность. Но Хельга завладела и его мыслями тоже с помощью простого трюка: на его авансы не отвечала, уклонялась от его протянутой руки, произнося одну и ту же двусмысленную фразу – «что скажет хозяйка», – и показывала порой, как кусочек еды собаке Павлова, краешек обнаженной плоти. То расстегнутая пуговица, когда Хельга склонялась над его постелью, давая успокоительное; то многообещающе расставленные ноги, видные гораздо выше чулок, когда она садилась перед ним померить давление; то величественный, непостижимый зад, касавшийся его лица, когда она поправляла простыни. Да, он должен был униженно признать: глядя со стороны, любой подумает, что, исходя из отношений найма, хозяин – он, однако хлипкие цепи денег – к тому же и не он держал их в руках, ведь все расчеты проходили через супругу, – диалектически перекрутились, став узами рабства благодаря неуловимому товару, который каждый день предлагали ему и отнимали, ожидая платы в какой-то загадочной валюте. Но теперь, наконец, блеснул луч надежды, профессор увидел перед собой неожиданную возможность. Кинезиолог – ее тоже выбирала супруга – была совсем девчонка, сияющая, красивая или просто очень молодая, в чем профессор в своей меланхолии уже не усматривал разницы. Едва он увидел ее и уловил полный неприязни и отвращения взгляд впустившей девушку Хельги, как у него зародилась идея, и он твердо попросил сиделку оставить их одних. Впервые за долгое время он заговорил с Хельгой таким тоном, она взглянула с изумлением и обидой, однако ей пришлось покинуть комнату, хотя – в этом профессор был уверен – сиделка устроилась очень близко от двери.