В полночь упадет звезда

На четвертый день пути, уже почти в темноте, добрались до Троеславля – города на мысу перед устьем Припяти, при ее впадении в Днепр. Горыня помнила, что княгиня Бранеслава упоминала это место: здесь жил старейший род из числа тех, кто переселился на берег Днепра с запада, в давние времена выделившись из древлян. Троеславль тоже был «святым городом», то есть на мысу за оградой располагалась площадка святилища и две обчины, а люди, в том числе владыка, жили в веси вдоль реки. Встреча гостей происходила при свете факелов; Семигость, здешний владыка, вышел навстречу и сам подал Олегу каравай хлеба на рушнике, с отверстием в верхней корке, куда была насыпана соль. Обряд этот означал, что хозяева поручают гостей защите и покровительству всех богов земли, неба и солнца, а стало быть, попытка причинить им вред была бы оскорблением богов. В обчинах приготовили ужин для приехавших, там же они должны были спать, и уже скоро, поев, все устроились на лавках и на полу.

Горыня раскатывала свой постельник перед лавкой, где Зяблица стелила постель для Брюнхильд, когда Вилмар, проходя мимо, наклонился к ней и шепнул:

– Давай я за тебья здесь льягу?

Горыня подняла голову, и он с самым важным видом подмигнул в сторону Зяблицы, которая должна была спать у Горыни под боком.

– Пусть она менья тому заговору еще поучит, который от злых яиц, а то я не запомнил. – Вилмар был неравнодушен к Зяблице, хоть это была девушка не самой свежей молодости, худая и смуглая. – А ты вмьесто менья с дренгами, а, Свангейр?

– Боюсь, придавлю твоих дренгов, – тоже понизив голос, ответила Горыня.

Хмыкнув, Вилмар пошел к своему месту возле Олегова ложа.

Маленькая мачта
К фьорду девы нежной
Не дает причалить.
Гребля же ручная
Викинга печалит!

– нараспев прочел ему вслед Эрланд Крошка, и сидевшие поблизости покатились от смеха.

Вилмар остановился, обернулся, нахмурился и через несколько мгновений выдал:

Да не в мачте дьело!
Просто ты лодьею
Правишь неумьело![36]

Под общих хохот Горыня взглянула на обернувшуюся к ним Зяблицу и развела руками: каждый шутит, как умеет, а этих не тому учили. Зяблица выразительно закатила глаза…

По-настоящему Горыня разглядела здешних хозяев только наутро, когда Олег и Брюнхильд, позавтракав, вышли принимать подношения. Был яркий день, светило солнце, но порой сверху сыпалось немного мелкого снега – будто из прорехи облачного мешка. Брюнхильд со смехом говорила «Грибной снег!» – и ловила снежинки белой меховой рукавицей. В шубе на бурых куницах, крытой золотистым шелком, она была будто молодая солнечная богиня – прекрасная, веселая. Солнце находилось под надежной охраной: за спиной у Брюнхильд выстроились шестеро одинаковых здоровяков в медвежьих плащах, с каменными лицами и холодными глазами, выражавшими готовность убить по первому знаку. Их одинаковость сама производила устрашающее впечатление – казалось, Олег умеет колдовством создавать себе совершенных воинов. И в придачу Горыня – на голову с лишним выше их всех. Ее мощные руки и ноги, суровый взгляд на миловидном лице заставляли содрогаться непривычного человека, как всякое пугающее чудо, которому не находится места в привычном образе мира.

Олег смотрел на Брюнхильд с таким обожанием, будто это не дочь его, а молодая жена. Поверх головы Брюнхильд оглядывая толпу, Горыня видела, что на ее госпожу устремлено куда больше взглядов, чем на ее отца. Люди смотрели с любопытством, с восхищением и тайным чувством… причастности, определила Горыня, подумав. Как будто все были влюблены в Олегову дочь. И это здесь, где живут люди, называющие себя «старшим родом земли Полянской», то есть теми, кто имеет право на власть и почет даже большие, чем сам Олег Вещий. Это и были те «поляне», кто первым заслужил это прозвание – именно те, кто выселился из «лесов» на западе и стал обитателями «поля». Их права на эту землю были больше и древнее, чем у Киевичей, пришедших с левого берега.

Возле князя стоял в бобровой шубе и собольей шапке Семигость – глава здешней округи. Был он тех же лет, что Олег, может, немного моложе, и даже в эти годы довольно хорош собой: овальное смуглое лицо, высокий лоб с несколькими поперечными морщинами, темно-русые, чуть вьющиеся волосы, зачесанные назад, красивая полуседая борода. В карих глазах отражался ум и спокойное достоинство. С князем он обращался почтительно, но не роняя себя; каким-то образом его умение уважительно держаться с Олегом подчеркивало его собственное высокое положение.

– А вот и сын мой, Благодан, – Семигость показал Олегу молодца немного за двадцать, похожего на него: такое же овальное лицо и высокий лоб, только волосы и бородка намного светлее и глаза не карие, а неожиданного ярко-синего цвета. – Ты его знаешь.