В полночь упадет звезда

– Нам не привыкать! – важно заверил Шилохвост. – А в жилье нам ночевать нельзя, у «волков» так не водится.

– Ну, прощайте, волки! – вздохнула Горыня. – Благо вам буди, что довели.

По своим же следам оба «волка» направились назад, а Горыня шагом поехала к селению. Сгущалась тьма, искать приют было необходимо, но сердце одолела робость. До сих пор в странствиях кто-то вел ее, передавая от одного к другому: отец – Затее, Затея – Вересу, Верес – бабе Луче, баба Луча – «волкам». Но вот последние вожатые простились с нею и ушли своей дорогой. Она осталась одна, с лошадью, козами и курами – по пути еще приданым обзавелась! Впереди лежала неведомая земля Бужанская, но именно там Горыня надеялась найти себе родных людей и добрую судьбу. Зимняя ночь подталкивала в спину, не позволяла медлить.

Горыня оглянулась – «волки» уже исчезли за поворотами русла. Черный колодец остался позади; она прошла через дремучий лес и вышла… куда? На тот свет? Или обратно на этот? Да где же тот свет, где этот – она совсем запуталась. Как их различить?

«Где добрые люди, там и белый свет», – вдруг пришла мысль, как будто подсказанная каким-то из «потворников» бабы Лучи.

Дед Глазун ведь прошел здесь сорок лет назад, когда искал себе особенную невесту. И баба Оздрава прошла, когда решилась бежать после ярильских игрищ с парнем «с той стороны». Подумав об этом, Горыня вдруг увидела свою морщинистую бабку молодой отчаянной девкой, и этот образ придал ей смелости. А еще за несколько поколений до того в этих краях родился тот неведомый дед, чью кость бабка Оздрава замотала в клубок. И хотя клубок Горыня потеряла, у нее возникло чувство, что тот дед и другие деды с ним приглядывают за нею зоркими глазами звезд. В обиду не дадут.

Приободренная, она подхлестнула усталую лошадь.

* * *

Нужно было спешить. Такой, как Горыня, и при свете дня нелегко явиться перед незнакомыми людьми, а под месяцем ее могут и вовсе не пустить, сочтя за порождение ночи. Помня, как ее встретили в Ломовье и Своятичах, Горыня опасалась и здесь чего-то похожего. К тому ж Лунава ушла в эту сторону, а значит, Горыня следует за нею. Что если старшая из трех «сестер» – Верес гневно отрицал любое кровное родство между Лунавой и Затеей, своей сестрой, да и Добронравой, его покойной женой, – и здесь успела наследить, натворить дел? И хотя не слыхано было, чтобы лихорадка разъезжала на санях с курами и козами, напуганные люди скорее сперва стрелу метнут, а потом задумаются.

Весь была невелика – дворов пять-шесть. Кто бы там ни был, эти люди, наверное, пустят ее с живностью переночевать, а утром укажут дорогу в Круглодолье. Завтра она будет уже там.

К счастью, с пригорка Горынины сани заметили издалека. Когда она подъехала к крайнему двору, перед следующим уже стояли несколько мужчин – постарше и помоложе. Помня, что в санях не сильно отличается от обычных женщин, Горыня не спешила вылезать на снег и поклонилась сидя:

– Будьте живы, люди добрые!

– И ты будь жива! – с важностью ответил самый старший из мужчин, лет сорока. – Куда путь держишь?

Он и его сородичи настороженно ее разглядывали, явно ожидая пояснений, почему женщина в одиночку едет на ночь глядя с той стороны, где никто не живет. У двоих-троих Горыня приметила топоры за поясом.

– В Круглодолье пробираюсь. Родня у меня там. Далеко ль еще?

– Хм! Так Круглодолье здесь и есть! – ответил другой мужчина, лет на десять помоложе, и махнул рукой на дворы поблизости. – Оно самое и есть!

– Не может быть! – не поверила Горыня. – Бабка моя говорила, что от начала Черногузки-реки до Круглодолья день пути или чуть меньше. Она знала, она родом оттуда!

– Так она, видать, про старое Круглодолье говорила! – сказал третий мужчина, самый молодой. – До старого – почти днище, да. А у нас тут новое.

– Давно ли… – удивилась Горыня.

Бабка не упоминала о том, что Круглодолья два!

– Да уж лет… – задумался самый старший. – Турьян в первый год родился, как перебрались.

Горыне это ничего не сказало.

– А давно ль твоя бабка там была?

– Лет сорок назад… В девках еще. Родилась она там.

– Родила-ась! – протянул старший мужик. – Кто ж она? Как ее звали?

– Оздрава, Здравитова дочь!

– Так Здравит – это я! – радостно доложил средний.

Тут Горыня, не выдержав, выскочила из саней и выпрямилась. Мужчины, когда она вдруг воздвиглась перед ними во весь рост, отшатнулись.

– Ты не можешь быть моим прадедом! – в изумлении воскликнула Горыня.

Да неужели ее занесло в такую сторону, где люди не стареют!

– Прадедом! – повторил старший. – Так ты, что ли, правнучка того Здравита – деда моего?

– У моей бабки были братья – Витенец, Погоняй да Изгод.

– Я – Витенцов сын. Отца в живых уж нет.

– Стало быть… – Горыня задумалась, – ты мне – вуй малый[29]?

– Вот уж истовое слово – малый! – Мужик смерил ее взглядом. – Откуда ж ты взялась такая… великая?