В полночь упадет звезда

Брюнхильд надвинула венок пониже, чтобы скрыть лицо, но те гуляки, что попадались им навстречу, с криком отшатывались при виде Горыни, а ее спутницу и не замечали. Горыня свой венок уже сняла и где-то бросила, но и так ее фигура в густых сумерках, иногда опаляемых рыжими всполохами зарниц, одним своим видом отбрасывала с дороги.

Они вышли на берег Припяти. На длинной отмели народу еще хватало – по обычаю люди купались перед тем, как на рассвете пойти спать. Девки, у кого никакой отрок не попросил венок – или не пожелавшие его отдать – пускали венки по воде, отсылая решение судьбы своей на будущие лета.

Пробежав мимо купающихся, Горыня привела Брюнхильд на край песчаной береговой полосы, где оставляли лодки. Дальше начинались ивы и прибрежные заросли осоки, мешавшие купаться, и где-то в этих ивах запрятала свой челн Горыня.

Да где же, лихо его возьми? Она приплыла сюда еще при ярком свете, когда даже солнце не село, а теперь, когда ивы густо чернели на фоне голубовато-серого предрассветного неба, поди пойми, какая ива – та самая.

– Вон там она, сдается, – Горыня выбрала иву, вроде похожую, за которой чернел в воде целый лес из осоки. – Обожди здесь. Если найду, позову.

– Да возьмем любую! – Брюнхильд в нетерпении указала на лодки. – Челнов тебе мало?

Но Горыня не привыкла так легко распоряжаться чужим добром, пока есть надежда найти свое. Подобрав подол, она полезла в воду и скрылась за шуршащей стеной осоки.

Вот он, челнок. Нащупав и отвязав его, Горыня позвала Брюнхильд. Та не откликнулась. Горыня позвала еще раз, потом, выругавшись, потянула челнок за собой к берегу. Все равно с воды не влезть – опрокинется. Сквозь осоку челн шел тяжело, несколько раз она поскользнулась, вымокла чуть ли не до пояса, извозилась в тине…

Вдруг с берега раздался голос Брюнхильд – та звала ее. Горыня выломилась из осоки и увидела: на песке стоит Брюнхильд в окружении каких-то парней, а прямо возле нее торчит один, в котором Горыня сразу, несмотря на полумрак, признала Благодана – синеглазого красавчика, что зимой провожал их в избу Лунавы-Мечтаны.

Да еще и за руку госпожу ухватил, пес переодетый! Как теперь от него отвязаться? А медлить нельзя, вот-вот рассвет, невесту же свою Амунд должен получить ярильской ночью, а не утром.

Брюнхильд, вдруг увидев возле себя Благодана, в первый миг тоже взглянула на него как на досадное препятствие, грозящее задержкой, но не более.

– Стоислава! – Он вырос перед нею, тяжело дыша после беготни. – Что… ты здесь?

Догнав ее – люди не обманули, она нашлась на берегу, – Благодан и обрадовался, и растерялся. Мечтаны, обещавшей уладить все дело, нигде не видно. Судя по лицу Стоиславы, ему она не рада. Не станешь же так сразу говорить, поди, мол, за меня… Но ладой ходить[49] времени совсем нет.

– Мы с моими девушками купаться собираемся, – не в силах скрыть досаду, ответила Брюнхильд. Даже ее выработанное самообладание начало изменять при виде этого последнего, совсем ненужного препятствия. – Ступай-ка ты отсюда, и отроков своих забери.

– Я… не могу… Я тебя искал.

– Зачем же? – Брюнхильд выразительно удивилась. – Кончены пляски. Сейчас окунемся, солнышко встретим, да и отдыхать.

– Отдай мне венок твой, – без долгих запевов сказал Благодан; ничего, кроме главного, он второпях не мог вспомнить. – Ты суждена мне, а я – тебе.

– Это кто ж тебе сказал? – еще сильнее удивилась Брюнхильд. – Какие-такие суденицы?

– Ты не уйдешь от меня! – Благодан подался к ней и схватил за руку.

Все текло не так, но Благодан не намерен был сдаваться и пошел напролом. Слишком долго он ждал этого часа и готов был ухватить свою удачу любой ценой.

– Не смей меня трогать! – Брюнхильд отшатнулась и попыталась вырвать у него свою руку. – Не получишь ты моего венка.

– Ты моя! Ты приворотное зелье выпила, теперь нет у тебя другой судьбы, кроме как моя!

– Я знала! – Брюнхильд сердито прищурилась. – Знала, что это вы меня опоили. Да не сладилось ваше дело. Вытошнило меня – приворот весь вышел. Не принимает тебя моя судьба.

Она усмехнулась, и усмешка ее ясно говорила, что он, Благодан Семигостев сын, в ее глазах не дороже той вонючей лужицы.

В его крови вскипела ярость.

– А вот посмотрим, лихо твою мать! – прорычал Благодан. – Я моей доли никому не уступлю. Давай, отроки, лодку!

Благодан сделал знак своим товарищам, и сразу несколько побежали к ближайшей большой лодке на песке, стали разбирать весла.

– Тинн скельмир![50] Не поеду я с тобой никуда! – с непривычной злобой прошипела Брюнхильд и снова попыталась высвободить руку. – Ты рехнулся, тролль тебя возьми! Без моей воли – это незаконно! Да ты знаешь, что мой отец с тобой сделает? Со всем родом вашим? Мести княжеской захотели? На семена вас не останется, весь город ваш прахом пойдет!