В полночь упадет звезда

– Для чего я позвал вас, мужи плеснецкие, – заговорил наконец Амунд, когда песня завершилась. – Выслушайте, что скажу. Пора мне жену взять, а земле Бужанской достойную госпожу дать. Как повелось, спрашиваю вас – где есть для меня невеста хорошая? Чтобы рода княжеского, в доброй славе, чтобы дева была зрелая – я не отрок, и жена мне нужна не из недоросточков. Чтобы и красотой была красна, и разумом сильна, и обучена всему обычаю – и богам служить, и чашу подносить, и гостей принять, и домом управить. Знаете ли где такую деву?

Он замолчал, и ответило ему молчание. Сам уверенный голос Амунда давал понять, что совершенства будущей княгини он перечисляет вовсе не для обычая, а в самом деле желает видеть возле себя именно такую – земную соперницу богинь, и не намерен ни на волос сбавлять требования. Да и кто бы, видя этого великана, мощного и по-своему красивого, занимающего стол отца и деда, посмел бы предложить ему жену хоть чуть-чуть хуже, чем он заслуживал?

Но где таких взять? Старейшины переглядывались, однако молчали. Как в песни, где «больший хоронится за среднего, средний за меньшего, а от меньшего ответу нет». Любой, у кого была незамужняя дочь или племянница, не смел объявить ее носительницей всех нужных свойств.

– Дозволь, княже, мне слово молвить, – раздался в тишине голос; бужане сначала испытали облегчение от того, что тишина нарушена, а уж потом осознали, кто это сделал.

Это сделал Хавлот, все еще державший гусли на коленях.

– Трудно сыскать такую деву, чтобы была тебя и твоего рода достойна. Но и на меньшем примириться ни я, брат жены твоей покойной, ни другой кто уговаривать тебя не станет. Вальда, сестра моя, была жена добрая и разумная. Я хочу, чтобы другая, что на ее место придет, того места не посрамила. – Хавлот взглянул на короткую сторону покоя, где когда-то стояло сиденье княгини; после смерти Вальды его убрали и поставили простую длинную скамью для служанок. – Но если на небо не ходить и к Солнцевой Сестре не свататься, то на земле мне лишь одна такая дева известна…

В тишине было слышно, как шуршит трава под столами, по которой в молчаливом томлении елозили ноги гостей. Речь Хавлота только подкрепляла всеобщее убеждение – Плеснецк ждет нечто необычное. Но что? Где на земле такая невеста, раз уж сказано, что на небо за нею не полезем?

– Да и сам ты, княже, эту деву знаешь, – продолжал Хавлот, и десятки глаз невольно обратились к Горыне. Она сидела, скромно сложив руки на коленях и опустив глаза. – Бывали мы в Киеве-городе Олеговом, видали там дочь Олегову младшую, по имени Брюнхильд-Стоислава. Лучше нее не сыскать в белом свете невесты тебе. По отцу и по матери она княжьего рода: отец ее – Олег Вещий, мать – Прозора, дочь Стоилы, князя радимичей. Дева зрелая, тебе под стать. Всему обучена – и гостей принять, и чашу поднести, и богам послужить. Я сам и прочая дружина, что была с тобой в походе, тому послухи. А уж как собой хороша – того словами не описать. Сватай Олегову дочь, княже. Таков мой совет тебе.

Полгода назад Хавлот противился желанию Амунда взять за себя киевскую красавицу. Но теперь его не пришлось долго уговаривать на эту речь. Время, твердая решимость Амунда, поездка Горыни и привезенный перстень Брюнхильд убедили его, что все течет в одну сторону и того не миновать. Да и где, в самом-то деле, можно было найти девушку лучше Брюнхильд, пусть даже ее совершенства затемняла упрямая неприязнь ее отца? Ссора с Олегом тревожила Хавлота больше, чем Амунда, но он видел каменную решимость своего зятя и не хотел бесплодных споров.

– Люба мне речь твоя, родич, – кивнул Амунд. – Может, кто еще хочет слово молвить?

Старейшины снова переглянулись. Но, хоть Милодара и стояла, скрестив руки на груди и с недовольным видом поджав губы, предложить что-то другое никто не решился. Киевский князь Олег после своего похода на греков изрядно прославился: о его добыче ходили сказания, и всякий признал бы, что такое родство для другого князя – самое лучшее и почетное. Ни один из старейшин не мог равнять себя с Олегом, а свою дочь или племянницу – с его дочерью.

– Дева-то, должно, хороша, кто ее видел, тому виднее, – заговорил боярин Огнекрас. – Но с самим Олегом-то как? Пожелает ли он породниться с тобою?

– Да не более, чем каган аварский желал, – Амунд усмехнулся, намекая на сказание, где сватовство закончилось избиением авар. – С Олегом я говорить не буду. Хочу, чтобы вы, мужи мои, всю правду знали. Дева согласна выйти за меня, – он поднял руку и показал всем перстень с бирюзой. – И чем идти ратью, кровь проливать, поступлю я так, как древний покон дедовский велит. Встречу ее у воды текучей в ночь Ярилину и с собой уведу. Для такой женитьбы отцова согласия не требуется. Водится ли так?

Со скамей послышались смешки и хмыканья: очень многие лет двадцать или тридцать назад обзавелись женами именно таким способом – «украдом».

– Сватов, стало быть, не потребуется тебе, – сказал другой боярин, Милост. – А я уж думал на старости в Киев проехаться.

За столами посмеялись.