«Стек» можно также рассматривать как педагогическую модель в традициях Баухауса – как проект общего принципа дизайна. Джон Такара именно так и поступил, обновив курс Баухауса, чтобы он соответствовал эпохе глобального потепления [15]. Как описывающая архитектуру интернета абстрактная модель, стек предлагает нам полезное пространственное разделение таких слоев, как протоколы, данные, приложения и пользовательские интерфейсы. Само понятие «стек» уходит корнями в предложенную американским теоретиком постмодернизма и исследователем литературы Фредриком Джеймисоном концепцию когнитивного мэппинга, с помощью которой мы можем сделать понятными сложные процессы и обозначить механизмы их сдерживания. Браттон сочетает этот подход с другими формами мэппинга. Можно вспомнить, например, многолетние попытки визуализировать вертикальную интеграцию технологий или классические карты сетей, отражающих отношения между различными узлами. В определенном смысле Браттон стремится превратить двухмерные инженерно-технические планы в трехмерные модели, дающие представление о планетарных преобразованиях. Его цель – создать общую теорию сетей, способную в то же время дать более глубокое понимание динамики власти.
Браттон также предлагает нам осмыслить технологии в их связи с геополитикой и местоположением. В этом смысле изложенная в
Стек и его мутная тотальность
Как мы можем избавить концепцию стека от ее нынешних ограничений и превратить в своего рода импровизационный танец? Предлагаю определить стективизм как активный и рефлексивный анализ движущихся стеков. При таком определении мы можем не бояться фигуры субъекта (ранее известного как пользователь). Кроме того, это определение подразумевает действия, совершаемые растерянными, эгоистичными или небрежными игроками. Такая беспорядочность открывает пространство для низовых интервенций, в основе которых лежит отказ принимать текущую конфигурацию «стека» как данность. Подобного рода интервенции разворачивают дуло пистолета, так что отличающая класса инженеров и его спонсоров воля к тотальности начинает работать против них самих. По сравнению с хактивизмом и (тактическим) медиаактивизмом, стективизм действительно имеет гегельянский масштаб. Он противостоит «Целому» («das Ganze») и может считаться контррегрессивным, поскольку учитывает реально существующую тотальность и взаимосвязь технологических архитектур, в отличие от онлайн-Я, существующего в сужающемся параноидальном мире и грозящее разрушиться под тяжестью собственного образа, слежки, прекарности и депрессии.
Вслед за Кэролайн Левин мы можем утверждать, что стек должен быть цельным и законченным, удерживая в единстве различные свои части, от протоколов, интерфейсов, маршрутизаторов, кабелей и антенн до контента и метатегов [16]. Цифровые технологии породили гладкое и подсознательное единство техники и жизни. Критический акцент на невидимой технической тотальности позволяет противостоять наивным и романтическим жестам сопротивления и современным формам абстрактного насилия. Тотальность сопровождается закрытостью (closure), за которой следует огораживание (enclosure). Мы должны помнить, что власть, позволяющая объединять, также подразумевает способность заключать в тюрьму и изгонять. Публичная дискуссия о (возможности) истребления больше не является чем-то из ряда вон. По словам Саскии Сассен, лежащие в основании либеральной демократии механизмы исключения, когда люди лишаются возможности самим определять свою жизнь, находить средства к существованию, участвовать в жизни сообщества и в общественном договоре, стали реальностью [17]. Однако, будучи единством противоречивых, гетерогенных элементов, стек никогда не бывает полностью закрытым. Системы оказываются нестабильными, непостоянными и открытыми не по причине какого-то идеализма, а просто в результате их несовершенного, слишком человеческого дизайна.
Это – базовая идея, которую можно позаимствовать из опыта хакерства и кибервойны. Стеки могут быть тотализирующими, но в конечном счете никогда не являются тотальными – они конституируются тем, что вовне.