В осажденном городе

Они свернули за состав, закурили. Начинало смеркаться. Из-за товарного поезда, стоявшего на четвертом пути, вывернулся молодой мужчина. Увидев чекистов, он остановился в замешательстве, а потом побежал вдоль состава.

— Стой! — Земсков выхватил наган и сделал предупредительный выстрел. Мужчина стал отстреливаться.

— Ныряй под поезд, опереди и выходи ему навстречу, — распорядился Мокшин. — Смотри в него не попади, надо живым взять.

Сергей прополз под составом. Теперь ему были видны лишь бегущие ноги неизвестного. Тот продолжал стрелять в Мокшина.

Вот Земсков поравнялся с мужчиной, хотел было пролезть под вагон, но сообразил, что это опасно: неизвестный увидит и влепит пулю прямо в лоб. До конца состава оставалось три-четыре вагона. Земсков добежал до последнего вагона, притаился и стал ждать.

Иван Иванович последовал по пятам короткими перебежками от вагона к вагону. Расстояние между неизвестным и Сергеем сократилось до двух-трех шагов. Земсков выскочил из укрытия и ударил рукояткой револьвера по затылку, но в сильном возбуждении не рассчитал удара. Неизвестный упал и потерял сознание.

При обыске в Чрезвычайной комиссии, куда доставили задержанного — впрочем, довольно быстро пришедшего в сознание, — в его бумажнике обнаружили справку полевого госпиталя. Но по неразборчивой печати нельзя было определить, кому принадлежит госпиталь: белым или красным. В справке указывалось, что Кондаков Михаил Георгиевич по поводу ранения находился на излечении в полевом госпитале и следует к месту постоянного жительства в город Сызрань. Кроме справки в бумажнике оказалась небольшая сумма денег, несколько писем без конвертов и золотое кольцо.

Задержанный, называя себя Кондаковым, объяснил, что едет в Сызрань, сделал остановку здесь, чтобы навестить брата. Однако адрес брата не мог назвать.

— Откуда у вас оружие? — спросил Аустрин.

— Господи, у какого фронтовика сейчас нет оружия! — воскликнул Кондаков, картинно разведя руками.

— Почему вы убегали и отстреливались?

— С перепугу, товарищ начальник. Ей-богу, с перепугу. Известно, пуганая ворона куста боится.

— Золотое кольцо ваше?

— Так точно, мое. Обручальное.

— В царской армии вы служили?

— Служил, товарищ начальник, будь она проклята! До подпрапорщика дослужился.

Чекисты понимали: Кондаков не тот, за кого выдает себя, но никаких улик против него не было. Рудольф Иванович приказал отправить Кондакова в камеру предварительного заключения до выяснения личности.

Просматривая бумажник Кондакова, Сергей нашел квитанцию камеры хранения ручного багажа. Тонкая папиросная бумага застряла под разорванной подкладкой.

В камере хранения Сызрано-Вяземского вокзала получили самодельный баул, сколоченный из фанеры. Стенки баула оказались двойными. Тайники были заполнены до отказа. В одном — завернутые в тряпку патроны, в другом — документы: удостоверение личности офицера Освага капитана Мусина-Пушкина Михаила Георгиевича, письмо генерала Деникина на имя командования Чехословацкого корпуса, карта прифронтовой полосы с условными знаками, записная книжка и, главное, о чем чекисты и мечтать не могли, — список участников «Союза русского народа».

Аустрин пригласил Карпова и Егорова, широко улыбаясь, показал на разложенные на столе документы.

— Глядите, какую птичку изловили! Молодцы! А где Мокшин? — Рудольф Иванович обратился к Земскову, стоящему у окна.

— Он беседует с заявителем, сейчас придет, — ответил за Сергея Виктор Зиновьевич.

— Садитесь, товарищи, — пригласил Рудольф Иванович, — вместе посмотрим. — Он взял со стола серовато-зеленое удостоверение. — Капитан Мусин-Пушкин. Вот вам и прапорщик Кондаков! Фотокарточка его, печать на месте, подпись начальника штаба Добровольческой армии генерала Романовского…

Удостоверение пошло по рукам.

— В графе «часть» указано: «Осваг». Интересно, что это такое, — проговорил Егоров, рассматривая удостоверение.

— Об этом мы спросим капитана. Одно ясно: разведчик он крупного масштаба… Письмо генерала Деникина. — Аустрин развернул письмо и начал читать: