В осажденном городе

Когда речь зашла о «Союзе русского народа», князь опять попытался скрыть правду. Он говорил, что филиалы этой организации будто бы созданы при всех подразделениях Добровольческой армии. У него изъят список членов «Союза», проходящих службу при штабе армии. Он, Мусин-Пушкин, является руководителем этого подразделения «Союза». В пути, обнаружив случайно попавший в бумажник список, переложил его в баул.

Иван Егорович был знаком с материалами и знал, что в списках есть люди, с которыми сотрудницы ЧК встречались в Ахунах.

— Врете, князь, как шелком шьете. Только в народе говорят: вранье — что дранье, того и гляди, руку занозишь.

Мусин-Пушкин покраснел, как школьник, уличенный во лжи. Но, не зная, какими сведениями располагает этот коренастый мужчина с крупными руками рабочего, еще не решался открыться.

— Обратите внимание: бумага даже на изгибах не потерлась. Но главное в том, что мы знаем этих людей, например Волохова, Девлет-Кильдеева и многих других, они живут в нашем городе, и мы можем устроить вам очную ставку с ними. Ваше желание скрыть сообщников похвально, только это, как видите, уже невозможно.

Капитану не оставалось ничего другого, как согласиться с доводами следователя. Его последующие показания с исчерпывающей полнотой раскрывали деятельность «Союза русского народа» и характеризовали всех его участников.

Коллегия губернской Чрезвычайной комиссии под председательством Аустрина, выслушав сообщение Егорова, приняла решение приступить к ликвидации контрреволюционной организации.

Карпову, Егорову и Земскову было поручено разработать план операции.

Вечером Рудольф Иванович пригласил Пашу и Груню к себе в кабинет. Путилова смело прошла вперед и крепко пожала руку председателю губчека, вышедшему навстречу, а Груня застыла у порога.

— Проходите, садитесь, — пригласил Аустрин, приветливо улыбаясь. — Значит, такая ситуация складывается: мы начинаем аресты участников «Союза русского народа». Вам надо, как говорится, выйти из игры и несколько дней не появляться здесь.

— Понятно, Рудольф Иванович, — сказала Путилова. — Мне, наверное, вообще пора уезжать. В сентябре открываются курсы Комиссариата просвещения, Феликс Эдмундович обещал отпустить меня на учебу. Хочу стать учительницей.

— Прасковья Ивановна, я не смею задерживать вас, но, может быть, вы заедете на недельку в Рузаевку. Обстановка там сложная, сотрудники уездной чека не знают азов нашей работы. Помогите им добрыми советами — у вас большой опыт…

— Хорошо. Я согласна, — сказала Путилова и поднялась. — Еду сегодня же.

— Спасибо. Перед отъездом зайдите, поговорим.

— Ясно, Рудольф Иванович.

— А вам, Груня, придется дома отсидеться. Впрочем, по городу можете ходить свободно, — добавил Аустрин.

Девушки вышли на Советскую площадь. Паша на минутку остановилась, посмотрела на здание губисполкома, будто прощалась с ним. Потом они постояли возле братской могилы павших во время белочешского мятежа.

— Они взошли на костер, — тихо проговорила Путилова. — Помню, однажды перед нами, молодыми сотрудниками ВЧК, выступал старый большевик, чекист Озолин. Он сказал: если веришь в дело революции, если любишь свой народ, воспитывай в себе готовность взойти на костер — отдать жизнь, когда это потребуется революции и народу.

— Ты смогла бы, Паша? — спросила Труня, которую взволновали слова подруги.

— Н-не знаю… Если этого потребуют от меня партия и революция…

— Я-я, наверное, не смогла бы, — смущенно проговорила Груня.

— Ничего, Груня. Только всегда будь такой же честной, искренней, не криви душой…

Они еще долго гуляли по спящему городу. Путилова говорила о том, что мечтает быть учительницей, что она очень любит детей.

— Кончится война, учителя станут самыми нужными людьми… Груня тоже хотела учиться, но пока не знала где. Потом призналась, что любит Сергея Земскова, но он не замечает ее, обращается просто как с товарищем.

— Эх, Груня, Груня, — глубоко вздохнула Паша. — Все равно любить — это всегда прекрасно. И очень тяжело, когда некого любить…

С утренним поездом Путилова уехала в Рузаевку.

В короткий срок аппарат губчека собрал необходимые сведения на членов «Союза русского народа». Были уточнены адреса, установлены возраст, семейное положение, места работы, прошлое. Состав организации оказался весьма разнородным. В нее входили офицеры — даже один престарелый полковник, бывшие гимназисты, служащие, юнцы без определенных занятий.

В распоряжении чекистов были показания Мусина-Пушкина, но этого не хватало для проведения массовых арестов.

Члены коллегии губчека, обменявшись мнениями, договорились: вначале арестовать Волохова, Горелова, Евграфова и Девлет-Кильдеева; их допросами получить новые улики. На этих лицах остановились по двум соображениям: во-первых, они значились первыми в списке, и можно было предполагать, что они играют руководящую роль в организации; во-вторых, все они были офицерами: Волохов, Горелов и Евграфов — поручики; Девлет-Кильдеев — подпоручик. Его отец до революции владел крупным имением в Мокшанском уезде.