В осаде (СИ)

Вчера я был у неё. Я протянул ей грош. Она сказала: ты хочешь увидеть на свой грош? Нет, - ответил я. Тогда убери его. Я его убрал. Я расплачусь, - сказал я, - любое ваше желание...если это не будет противно моей совести; любая работа, любое поручение. Её комната была убрана богаче, скромнее и прекраснее, чем Храм; здесь я ощутил правду. Садись, - сказала она, и я сел. Передо мной было зеркало, овал его был укрыт. Была история. Храм хотел выкупить у неё это зеркало, ей даже предлагали стать жрицей, но она отказалась. В Храм её больше не пустили. Но с той поры многие, кто советовался раньше с жрецами, стали ходить к ней. Ты знаешь, что ты хочешь увидеть? - спросила она. Да, - ответил я. Она зажгла лампады слева и справа от зеркала, что-то сделала с дымом и сказала: смотри. Медленным движением сняла кисею и отошла. В зеркале я увидел себя. Не знаю, почему, но я смотрел себе в глаза, мне казалось, что я вижу себя впервые. А потом я прошёл сквозь них. Зеркала не было, не было моего лица и моих глаз, был пригорок, деревья, трава, цветы и они. Они сидели. Она держала руку согнутой в локте и запястье, и на запястье её сидела птица. И они смотрели на эту птицу, он и она. Они улыбались. Не птице - я знал это, - а тому, что будет. Она скосила на него глаза, недолго смотрела и легко двинула пальцами. Птица сорвалась и улетела. Наконец-то, - увидел я в его глазах, а он уже смотрел на неё и придвигался, наваливался красиво и ласково. Ей нельзя было отказать. Я вспомнил себя. Да, я тоже не отказал, хотя мне и казалось тогда, что не отказала она. Всё. Это была любовь. Обычная любовь. И какая разница, на всю жизнь, или на один день? Я вспоминал себя, и эта мысль не давала мне покоя: какая разница, на всю жизнь или на один день? Я уходил всё дальше и дальше по их желанию. Как заворожённый смотрел я, как они избавлялись от меня. Наконец, этот момент настал, я был свободен. Я опустил голову. Когда я её поднял, на зеркало снова была накинута кисея. Колдунья стояла рядом и смотрела на меня. Вернее, её лицо смотрело на меня, а глаза смотрели мимо, в сторону, как будто меня избегали. Ей меня жалко, - понял я и сказал: спасибо. Ты всё видел, - сказала она. Да, - ответил я. И вдруг она посмотрела мне прямо в глаза. Ты хочешь остаться? - прошептала она. Она была недурна и нестара ещё, и я подумал: а почему нет? - и спросил: тебе меня жалко? Нет, - ответила она, - мужчин нельзя жалеть. Мне за тебя обидно. А почему и нет? - повторил я себе, а ей сказал: да... Мы сидели в кровати, привалившись спиной к ковру на стене, она обнимала свои колени, а я ни о чём не думал. Как хорошо, - сказала она, и я ответил: да. Скажи, где алмаз? - сказала она. Я не знаю, - ответил я. Знаешь, - сказала она, - просто не помнишь. Хочешь, я помогу тебе вспомнить? Мы сидели, глядя перед собой в темноту, мы не смотрели друг на друга, а говорили так, как будто говорили о скучных пустяках. Откуда ты знаешь, что я знаю? - сказал я. В тебе его сияние, - сказала она. Так зачем тебе алмаз, если есть его сияние? - спросил я, - ведь оттого, что он у тебя, сияние его не изменится. Она молчала. Я захотел ей помочь. Тебя убьют, - сказал я, - или будут всю жизнь водить за нос по городам и странам, и ты в конце концов умрёшь старой, сумасшедшей и грязной в какой-нибудь подворотне. Этого не будет, - ответила она, - моё искусство нужно везде. А я? - спросил я, - ты ведь уходишь от меня, получается? Она молчала. Потом сказала: я оставлю тебе этот дом и всё, что в нём. Зачем тебе алмаз, если у тебя есть я? - повторил я. Ты не понимаешь, - сказала она, - Мне нужно всё. Вот так. Я думал, она колдунья, а она оказалась обыкновенной женщиной. Нет, не обыкновенной, - ненасытной. Она захотела всего. И лишь потому, что у неё было всё. Поистине, нет предела человеку. Я ухожу, - сказал я. Ты обещал расплатиться, - сказала она, - так плати. Разве я не расплатился? - сказал я, - ты хочешь ещё? - я потянулся к ней. Она отодвинула мою руку, и голос её прозвучал сталью: Алмаз! Я выбрался из кровати, оделся и стал ощупью в темноте пробираться по памяти к выходу. Она меня догнала у порога. Когда я отворил дверь, она положила мне руку на плечо; на ней была накидка. Возьми, - сказала она, протягивая мне что-то. Это было кольцо. - Это оберег. Я мужчина, - сказал я, - мужчины не носят колец. Какой ты мужчина, - презрительно-горько усмехнулась она. - У тебя могла быть доля. Зачем мне доля, когда мне обещали Часть? - ответил я ей. Мы никогда не поймём друг друга, - сказала она, - иди, и если передумаешь... И закрыла дверь. Только звякнуло кольцо о мостовую.