В одном лице

Судьбоносным для меня романом Диккенса — благодаря которому я решил сделаться писателем (по крайней мере, так я обычно говорю) — стали «Большие надежды». Точно помню, что мне было пятнадцать, когда я впервые его прочел и впервые перечитал. Это определенно произошло до поступления в академию, потому что книгу я брал в городской библиотеке Ферст-Систер — оба раза. Никогда не забуду тот день, когда явился за ней в библиотеку во второй раз; прежде у меня не возникало желания перечитать книгу от начала до конца.

Мисс Фрост устремила на меня пронизывающий взгляд. На тот момент я едва доходил ей до плеча. «Когда-то мисс Фрост была, что называется, статной», — как-то раз поведала мне тетя, словно даже рост и фигура мисс Фрост уже сделались достоянием прошлого. Для меня-то она навсегда осталась статной.

Но и осанка, и широкие плечи, и очевидная физическая сила мисс Фрост хоть и завораживали меня, но куда меньше, чем ее грудь — небольшая, но такая красивая. Она как будто еще не выросла до конца — словно у совсем юной девушки. Я не мог понять, каким образом зрелая женщина добилась такого эффекта, но, несомненно, ее грудь занимала воображение каждого подростка, которому довелось ее увидеть, — по крайней мере, так я подумал, когда познакомился с ней — дай бог памяти — в 1955 году. Вдобавок хочу вас уверить: я ни разу не видел, чтобы мисс Фрост одевалась вызывающе — по крайней мере, в строгой тишине безлюдной публичной библиотеки Ферст-Систер; вне зависимости от времени суток там обычно не было ни души.

Как-то раз я услышал, как моя надменная тетя сказала (моей матери): «Мисс Фрост уже давно не подросток, чтобы носить тренировочные лифчики». Мне было тринадцать лет, и я решил, что — по мнению бесцеремонной тети — лифчики мисс Фрост не годятся для ее груди, или же наоборот. Экие глупости! Пока я терзался этими противоречивыми мыслями, библиотекарша продолжала сверлить меня вышеупомянутым пронзительным взглядом.

Когда мы познакомились, мне было тринадцать лет; теперь мне было уже пятнадцать, но долгий взгляд мисс Фрост обладал такой проникающей силой, что мне показалось, будто она не сводила с меня глаз все эти два года. Наконец — напомню, я во второй раз явился за «Большими надеждами», — она сказала:

— Уильям, эту книгу ты уже читал.

— Да, и мне ужасно понравилось, — ответил я, едва не брякнув вместо этого, что это она мне ужасно нравится. Она говорила со мной строго, почти церемонно — она первая стала звать меня Уильямом. Друзья и родные всегда звали меня Биллом или Билли.

Я мечтал увидеть мисс Фрост в одном только лифчике, в том самом, который (по мнению моей не в меру любопытной тети) плохо справлялся со своей задачей. Но об этом я предпочел не распространяться и сказал только:

— Я хочу перечитать «Большие надежды».

(И ни слова о том, что мисс Фрост произвела на меня не менее ошеломительное впечатление, чем Эстелла на беднягу Пипа.)

— Уже? — спросила мисс Фрост. — Ты же читал «Большие надежды» всего месяц назад!

— Мне не терпится перечитать, — ответил я.

— У Чарльза Диккенса еще много книг, — сказала мисс Фрост. — Попробуй какую-нибудь другую, Уильям.

— Обязательно, — уверил ее я. — Но сначала я хочу перечитать эту.

Второе обращение «Уильям» из ее уст немедленно вызвало у меня эрекцию — правда, в пятнадцать лет член у меня был смехотворно мал даже в таком состоянии. (Проще говоря, моя эрекция никак не могла оскорбить взор мисс Фрост — ее попросту невозможно было заметить.)

Всезнающая тетя Мюриэл как-то заявила маме, что я недостаточно развит для своего возраста. Разумеется, она имела в виду мое «недостаточное развитие» в других (или вообще во всех) отношениях; насколько мне известно, мой член ей не приходилось видеть с тех пор, как я был младенцем, — а может, и вообще никогда. Наверняка в дальнейшем у меня еще найдется что сказать о слове «член». Пока же вам достаточно знать, что у меня очень большие сложности с произношением этого слова — если мне удается заставить себя его выговорить, выходит в лучшем случае «чшлен». (И я прилагаю все усилия, чтобы избежать формы множественного числа.)

Так или иначе, мисс Фрост ничего не узнала о моих эротических переживаниях во время попытки во второй раз получить у нее «Большие надежды». Зато ей удалось создать у меня впечатление, что при таком обилии книг в библиотеке перечитывать любую из них будет бесстыдной тратой времени.

— Что такого особенного в «Больших надеждах»? — спросила она.

Она стала первой, кому я сказал, что хочу стать писателем из-за «Больших надежд», но в действительности дело было в ней.

— Ты хочешь стать писателем! — воскликнула мисс Фрост; восторга в ее голосе не слышалось. (Годы спустя я задумался: возмутилась бы она, если бы я сообщил, что подумываю выбрать карьеру содомита?)

— Ну, в общем, да, — ответил я.

— Разве можно заранее знать, что станешь писателем! — сказала мисс Фрост. — Тут одного желания мало.