Въ роман Ильзы Фрапанъ "Трудъ" мы видимъ такую-же болзненную и тяжкую дорогу въ борьб за свою личность. Жизнь Іозефины Гейеръ сложилась вначал по обычному порядку. Она замужемъ, мать четырехъ дтей и пока только жена и мать. Но вотъ разражается надъ семьей громовой ударъ, въ вид преступленія, совершеннаго мужемъ, ударъ, разбивающій все. Обычный порядокъ готовъ придти на помощь со своими столь же обычными рецептами – скрыться гд-нибудь, въ тихій уголокъ, гд можно укрыть отъ постороннихъ свой позоръ и свое горе, и тамъ тихо исчахнуть вдали отъ людей. Но въ эту-то минуту и просыпается въ Іозефин нчто, что заставило ее всмъ существомъ противиться уговорамъ любящаго отца и сестеръ ухать, покинуть городъ и заняться всецло только воспитаніемъ дтей, всю себя и весь остатокъ еще не изжитыхъ силъ пожертвовать дтямъ и несчастному преступнику. Это "нчто" – пока еще полусознательное представленіе, что жизнь вовсе не заключается въ жертв собою, что есть что-то боле цнное, хотя и неизмримо боле трудное, чмъ любая жертва. Это – борьба за свое человческое достоинство во имя неустаннаго совершенствованія себя и черезъ себя – всего, что со мною такъ или иначе связано и соприкасается. И Іозефина выходить на эту дорогу борьбы, тяжкую для всхъ, вдвойн тяжелую для женщины вообще и въ ея положеніи въ особенности. Медленно и постепенно, путемъ тяжкаго личнаго опыта она добивается сравнительнаго благополучія, когда возвращеніе мужа чуть-было не губитъ всхъ результатовъ ея трудовой жизни. Но борьба не даромъ такъ тяжела вообще, – она закаляетъ людей, и тамъ, гд другіе падаютъ, привычный къ борьб можетъ устоять. И героиня въ конц концовъ сумла отстоять себя и увидть, что ея героическія усилія не пропали даромъ.
Мы не послдуемъ за нею дале, не въ ней дло, – мы хотли только отмтить новую постановку женскаго вопроса, этого коренного вопроса не только современности. Потому что, пока не будетъ ршенъ вопросъ о достойномъ существованіи цлой половины рода человческаго, онъ, какъ гири на ногахь, будетъ мшать дальнйшему ходу впередъ. А ршить его можетъ только сама женщина, и никто ей въ этомъ помочь не въ силахъ.
Напрасно поэтому такъ раздражается жена доктора въ очерк г. Вересаева. "Интеллигентъ мягкотлый", ругаетъ она своего мужа. "Присосутся къ женщин, какъ пауки, и сосутъ, и высасываютъ умъ, запросы, всю духовную жизнь", – бросаетъ она безпощадное обвиненіе по адресу всхъ мужчинъ. Такъ ли, однако? Было ли что высасывать, эти самые запросы и духовная жизнь? А если и были, то почему же она позволила ихъ высосать? Глядя на ея двичью карточку, снятую на голод, гд наша докторша славно поработала, и воспоминаніями о томъ времени молодитъ свою срую жизнь, – Ширяевъ тоже задается почти такимъ же вопросомъ: "вдь были же у нея эти ясные, славные глаза… Обманывала ли ими жизнь, или тутъ погибло то, что не могло и не должно было погибнуть?" Можетъ быть, инымъ это покажется жестоко, но мы думаемъ, что не было, и что тутъ ничего въ сущности цннаго не погибло. Были, пожалуй, мечты, преувеличенная оцнка себя, столь свойственная молодости вообще, когда "міръ кажется тсенъ" и отъ накопившихся силъ кажется себ человкъ чуть не титаномъ. А только столкнулся съ горькой дйствительностью – и титанъ превратился въ самаго обычнаго сраго нытика. Была, словомъ, обычная молодая иллюзія, но цннаго ядра, существа человческаго, гордой силы – не было.