Вокруг солнце, жара, гомон столицы. Черный красавец в белом саронге — тонкий нос с горбинкой, крепкий подбородок, ясная улыбка — торгует на углу моченым горохом и орешками. У лотка остановился подросток, словно сошедший с полотна итальянского художника, только кожа темнее. На нем полотняные брюки, рубашка навыпуск. По мостовой, обгоняемая машинами новейших марок, тарахтит двухколесная крытая повозка, влекомая смиренным горбатым бычком зебу. Спицы колес расцвечены позолотой, киноварью, охрой, раскрашен и кузов — плетеная, расширяющаяся кверху корзина. На козлах — старик крестьянин. На лбу его три красные полоски, сходящиеся у переносицы, — знак тамилов, почитающих индуистского бога Вишну.
Они, люди нынешнего Цейлона, получили это наследство древних зодчих, воплощенное в Зале независимости. Минули столетия. Рушились сингальские царства под напором тамилов, двигавшихся из Индии, а потом завоеватели расселились по благодатной земле, мирно зажили бок о бок с сингалами, смешались с ними. Золотую Ланку, как зовут остров сингалы, захватили португальцы, затем голландцы, англичане, древние города зарастали джунглями, замечательное наследство, казалось, исчезнет, не дойдет до потомков.
Но оно дошло. Оно не могло пропасть, так же как бессмертная мечта о свободе.
«ХЭППИ ВЕСАК»
Если мое описание Коломбо покажется читателю неправдоподобным, вычурным, то причина этого Весак.
«Хэппи Весак», — прочли мы на бумажных фонариках, как только поднялись к морскому вокзалу с катера, залепленного рекламой часовых и ювелирных магазинов. Океанский бриз колыхал фонарики — числом десять, по количеству букв праздничного поздравления. И гид в саронге пожелал нам счастливого Весака, блеснув при этом произношением, достойным Оксфорда или Кэмбриджа.
Что такое Весак? Для буддистов — а цейлонцы, прежде всего сингалы, в большинстве буддисты — это дата рождения, духовного просветления и смерти Будды. Ио это еще и национальный праздник всех цейлонцев, так как летописцы к той же дате приурочили высадку царевича Виджайя. Праздник длится два дня, он захватывает всех, сингалов и тамилов, мусульман-арабов, христиан-бюргеров — потомков голландцев, и даже англичане, прижившиеся на Цейлоне, так же привычно говорят в мае: «Хэппи Весак», как зимой: «Хэппи Кристмас», то есть «Счастливого рождества». Зимой в чисто календарном смысле этого слова.
И хорошо, что Весак! Значит, нам повезло. Лишь бы удалось разглядеть и будничное.
У каждого города есть старинное здание или памятник, ставшие эмблемой, как Медный всадник у нас в Ленинграде, как пражский Град, как собор Парижской богоматери. Коломбо — это прежде, всего башня с часами, башня, которой недавно исполнилось сто лет. Я представлял ее себе высокой, смотрящей на океан. Да, именно на океан! Многие портовые города затиснуты в бухты, в устья рек, запрятаны в лабиринты островов, а Коломбо тем и красив, что стоит лицом к чистому простору Индийского океана.
Что-то вроде жалости испытал я, отыскав глазами башню. Совсем она невысока, ее обступили суровые, серые корпуса акционерных обществ и банков, как будто перенесенные из туманного Лондона. Маячный огонь ее уже никому не нужен: на набережной, над черными рифами и кипящей пеной водружен новый маяк. А старая башня, видавшая чайные клипперы и, может быть, схватки с пиратами, отгорожена от океана и словно томится в плену.
Неторопливо шествуют двухэтажные автобусы, как в Лондоне. Зелени почти нет. Здесь, в Форту, — так называется европейская часть Коломбо — нетрудно вообразить себя в Англии. Правда, рядом с английскими вывесками — строки санскрита, а полицейский, регулирующий движение, темнокож, в широкополой шляпе и шортах. Из подъезда выбегает черный мальчик и вежливо подает прохожему визитную карточку магазина Фернандо и сыновей, предлагающих вам свои самоцветы. На обороте вы можете прочесть, когда и какие камни полагается дарить. В мае — смарагд, сулящий верную любовь супруги, в июне — агат, приносящий здоровье и богатство, в июле — рубин, избавляющий от тревог…
Цейлон славится самоцветами издавна, но вообще-то в Форту с его зеркальными витринами мало цейлонского, и в будние дни он попросту скучен. Однако сейчас Весак и сюда внес свои краски. Дойдите до сквера, и перед вами возникнет большое, как фасад трехэтажного дома, яркое, усеянное лампочками панно — сцены из жизни Будды.
— Алло, это радио Бенарес! — раздается из репродуктора.
Гуляющие грызут горох, орешки, жуют бетель, слушают песни Южной Индии, очень популярные здесь.