В нашем квадрате тайфун

Жар-птицей сияющий день и кромешная, адски-черная ночь — таков контраст тропиков. Недаром так выразительны духи зла и ночи в южных легендах. И так солнечно добро.

Наутро горные цепи Калимантана отодвигаются, пропадают в тумане. Приближаемся к экватору. Острова Тамбелан, острова Бадас — крохотные, зеленые клочки суши. Видны атоллы, поросшие деревьями. Там нет земли, только коралловый нарост, на мелководье поднявшийся со дна.

Атолл легок, почти прозрачен, он словно платок, брошенный на воду. Но что это? Остров не касается воды, он-висит в воздухе. Отражение или мираж? Ведь Яванское море называют морем миражей.

Иногда на спокойной глади вдруг начнут возню проказники дельфины. Покажет холодную белую спину акула. От корабля, словно пугливые стрекозы, несутся во все стороны летучие рыбки. Тельца и не разглядеть, только блеск проворных крыльев.

— Ловим акул, — оповещает наш затейник.

Это не шутка, теплоход застопорил машины, за борт спущен трос с крючищем и наживкой — куском сырого мяса. Рыболовов трясет лихорадка.

— Эх, не клюет!..

— К акуле подход нужен.

— Попробуй подойди! — жалобно отзывается кто-то, и все хохочут.

— Мясо-то мороженое. Акула… Да вы за кого ее принимаете?

— За туриста.

Рыболовы бегут к бассейну. Смывать пот и огорчения неудачного акульего промысла.

На нос выходит капитан теплохода Александр Дмитриевич Бородин, плечистый, степенный северянин.

— Ну, как самочувствие? — спрашивает он.

Что ж, неплохое. Правда, температура обжигающе-горькой воды в бассейне 33°. Она не очень-то освежает. Глоток этой воды действует как касторка. У некоторых ожоги от солнца. Оно не милует беспечных. А в общем мы бодры и веселы, если не считать отдельных неженок.

— Готовьтесь, — напоминает капитан. — В три часа пересекаем экватор.

Старинный праздник состоится и у нас. По преданию, он возник во времена Колумба. Обычное на экваторе безветрие томило моряков. Каравеллы с обмякшими парусами вязли в море, как в трясине. Людей надо было ободрить веселым действом, выпивкой…

Уже написаны вирши в честь Нептуна, сшиты из бумаги костюмы русалок, одалисок, фантастических богов и богинь. Да, мы готовы к церемонии крещения. Хохочущей, шаловливой процессией двинутся к бассейну туристы.

Стоп! Ни слова больше! Меня останавливает саркастическая усмешка друга К.

— Сколько же можно читать одно и то же! — отчетливо слышу я. — Капитан, одетый Нептуном…

— Старший механик, — робко поправляю я.

— Не важно. Нептун в золотой короне. Рядом его секретарь, который ставит на спинах печати. Верно?

Верно, все верно. И те же вымазанные сажей матросы— черти, бросающие новичков в воду. И сатана-виночерпий с чаркой рислинга. Описано не раз…

АЛЫЙ ПАРУС

В окошечке бинокля вырисовываются два рыбака. Трусы, коричневые плечи, шляпы-конусы. Красные, черные, белые завитки на резном носу лодки. Как видно, она выдолблена из целого ствола. На ней высокий алый парус.

Лодка движется. И это самое удивительное! Штиль — сообщает бюллетень. На воде ни малейшей ряби. Все же алый парус улавливает какие-то токи воздуха. Недаром он такой большой. Но вот еще загадка: каким же образом маленькая, узкая лодка держит высоченную мачту с парусом?

Бинокль не терпит чудес. Рядом с лодкой, на воде, — толстое бревно. Вспомнилось читанное. «Катту марам» — значит привязанное бревно. Оно служит балансиром.

Моряки на каравеллах Колумба, верно, с завистью провожали взглядом легкие парусники туземцев. Штиль держится неделю, месяц. А катамаран смеется над ним! Замечательное творение безымянных судостроителей!

Вот еще алый парус, ближе к нам. Человек в черной феске машет нам, улыбается, кричит что-то…

Таково утро первой встречи с Индонезией.

Да, первая встреча наяву… Ведь мысленно я много раз переносился сюда.

В юности меня привел сюда поляк Джозеф Конрад — моряк и писатель, ставший одним из лучших стилистов Англии. Я бродил среди зарослей, возле домика Нильсена, влюбленный, как многие мои сверстники, в Фрейю Семи Островов. Я сжимал рукоятку криса — малайского кинжала с волнистым клинком, мечтая отомстить негодяю Химскирку. Я и сейчас вижу его. Помните, «у него была скверная привычка бросать по сторонам косые взгляды, не поворачивая головы, низко посаженной на короткой, круглой шее…» До сих пор при слове «колониалист» мне часто представляется голландец Химскирк, виновник гибели милой Фрейи и ее жениха.

И в студенческие годы я не расстался с Индонезией. Профессор Тан-Богораз требовал от нас энциклопедических знаний. На зачетах он был неумолим.

— Где обитают кубу?

— На Суматре, — отвечаю я.

— Так. А даяки?