В нашем квадрате тайфун

С давних пор в Китае лечат уколами. Еще в XI веке на статуе, специально отлитой из металла, были нанесены точки для уколов. Издавались атласы, указывавшие расположение нервных центров, связанных с тем или иным органом. И все же далеко не каждый врач в Китае может уверенно отыскать нужную точку на теле больного. Навыки передавались из поколения в поколение. В том и ценность нового аппарата: теперь метод доступен любому врачу, даже медсестре. Глядя на испещренный черными кружочками муляж, она водит иглой по вашей коже, нащупывает нерв. Вот электрический глаз одобрительно мигает. Значит, нашла! Колоть сюда!

Девушка, показывавшая действие аппарата, объяснила мне суть. Биотоки. В нервных узлах они сильнее, потому и мигает глаз прибора.

Говорят, давным-давно один китаец, страдавший ревматизмом, случайно! поранил ногу колючкой — и излечился от болезни. А врач подметил это. Многовековый народный опыт отразился в трудах классиков китайской медицины, живших полторы и две тысячи лет назад. Еще тогда в Китае умели делать сложные операции, пользовались наркозом. Взамен раздробленной кости вставляли ивовую ветвь.

Современным врачам в Европе известно около ста разновидностей пульса, в Китае их различали гораздо больше.

Врач не смел осматривать больную императрицу;он лишь брал ее руку, просунутую из-за ширмы, и по характеру пульса ставил диагноз. Задолго до европейцев в Китае открыли кровообращение.

Откуда автор-то знает все это? — спросит читатель. Увы, я такой же профан в медицине, как и в технике. Помог мне один из наших туристов, профессор-медик из Тбилиси.

Профессора восхищали приборы, тончайшие медицинские приборы с маркой народного Шанхая. Я не возьмусь описывать их. Скажу лишь: медицина в Китае, сочетающая теперь достижения и национальной и европейской науки, получает надежное техническое вооружение.

И это тоже — впервые в Китае!

ЛИ ЧЕН-ЦЗЫ И ЕГО ЗАВОД

Ли Чен-цзы родился на севере, возле Чанчуня, Отец — паровозный машинист. Старший брат — учитель начальной школы, младший — курсант военного училища. Есть еще две сестры: одна — студентка транспортного техникума, другая — ткачиха.

В Шанхай Ли Чен-цзы приехал, чтобы погостить у дяди. Огромный город поразил юношу. Впрочем, лучше всего он рассказывает об этом сам.

— Шанхай поднял меня, как на крыльях… Отведав воды Янцзы, я уже не мог покинуть ее берегов.

Немалого труда стоило освоить здешний язык. Конечно, он тоже китайский, но на первых порах Ли Чен-цзы почти ничего не понимал. И слова незнакомые, да и выговор такой певучий, прищелкивающий.

Нет, Шанхай не оттолкнул Ли Чен-цзы. Работы много, выбирай, какая тебе по душе. Ли Чен-цзы поступил на завод измерительных инструментов.

Здесь, на заводе, я и познакомился с ним. Он уже бегло говорит по-местному и немного научился по-русски— надо же читать советские технические журналы! За плечами Ли Чен-цзы несколько лет учебы в вечернем техникуме.

— Наши изделия теперь не хуже иностранных, — говорит Ли Чен-цзы, — Не стыдно показать…

Завод вполне современный. И в то же время он неповторимо своеобразен. Если бы я перенесся из своей квартиры в Ленинграде прямо сюда, в цех, не видя ни Янцзы, ни набережной Вай Тан, — я все равно заявил бы с уверенностью, что здесь Китай.

На плакатах, на лентах, протянутых через цех, слепящая яркость иероглифов. «За техническую революцию!»— призывают одни иероглифы. «Будем здоровыми и сильными!» — убеждают другие. И здесь — общенациональный поход за гигиену. Рабочие ежедневно занимаются гимнастикой. У станочника — марлевая маска, как у врача в операционной.

На одном плакате — дракон. Чешуйчатый, клыкастый дракон китайских легенд, нарисованный нетвердой рукой художника-самоучки. Отдельные части тела дракона причудливо соединены с какими-то машинами. Как это понять? «Освоим автоматическую линию станков», — гласит надпись.

Напрасно я считал, что дракон — только символ зла. Линия станков-автоматов на плакате соединена в один могучий организм. Сила его подобна силе дракона!

Древний образ предстал передо мной с новым, неожиданным содержанием. И как выразительно!

— Идемте со мной, — говорит Ли Чен-цзы. — Вы увидите мои предложения.

Я не ослышался. К заводской ограде прислонены щиты, сплошь заклеенные бумажками. На некоторых — чертежи. Кое-где творение рационализатора украшено узором или рисунком. Цветок лотоса, персиковое дерево, приносящее счастье, или опять же дракон. Тут же критические замечания и предложения. Каждый сам наклеивает свое послание, чтобы все видели. Здесь же помещены ответы, резолюции. Не ответить нельзя — все ведь на виду. Не в тайниках папок, канцелярий, а на заводском дворе!

— Рабочие и друг друга критикуют. Иногда и наказать требуется.

— Кто же наказывает? — спросил я.

— Мы все. За воровство, например… Нет, у нас такого не случалось, а вот на соседнем заводе… Там один украл кусок резины. Эту резину прибили у ворот завода к ограде. А ему предложили прийти пораньше, за полчаса до гудка, и встать у ворот, чтобы каждый мог высказать порицание. Без обиняков, прямо в глаза.

— Подействовало?