Читаем В лучах прожекторов полностью

Дня через три нас отправили на эвакопункт в Крестцы. Во время погрузки в санитарный поезд нас хотели поместить в разные вагоны. Кое-как уговорили, чтобы оставили вместе.

Перед закатом наш поезд вышел со станции. К вечеру пришли санитары и начали задергивать окна темными светонепроницаемыми шторами: фашистам все одно, они могут разбомбить и санитарный поезд.

К вечеру следующего дня прибыли в Бологое. Вскоре заревели сирены воздушной тревоги. Налетели вражеские самолеты. Бомбы рвались на станции и в городе. Неумолчно били зенитки. Прожекторы шарили по темному небу. Но вот, видно, бомба попала в вагон с боеприпасами. Взрыв потряс станцию. На мгновение вокруг стало ослепительно светло. Наш вагон качнулся. Застонали раненые.

Наконец все кончилось. К составу прицепили паровоз, и мы срочно покинули Бологое. Поезд шел без остановок. В вагоне появился старший врач. Николай Султанов попросил, чтобы ему дали какое-нибудь лекарство: нога болела все сильнее и сильнее. Я спросил врача, куда нас везут.

Тот ответил, что пока в Ярославль, а потом — на Урал.

— Ну нет, дорогой доктор, я так далеко не поеду! — заявил я. — Сойду на первой же остановке!

Врач удивился:

— А что с вами?

— У меня, доктор, все нормально, я даже хожу, а раз хожу — должен вернуться в строй! Скажите, где будет ближайшая остановка?

— В Удомле. Там есть хороший госпиталь… Немного помедлив, врач добавил: — Можете сойти. А сейчас давайте я все-таки вас осмотрю.

Я снял гимнастерку. Врач оглядел меня, выслушал.

— Одевайтесь, скоро Удомля.

Врач посмотрел, как я, морщась, натягиваю гимнастерку, покачал головой.

В Удомле госпиталь оказался переполненным. Раненых пристраивали в дома жителей. Здесь, в небольшом домике, под присмотром врачей и их добровольных помощниц — хозяйки дома и ее дочери — я пробыл месяц.

И вот однажды сказал врачу:

— Доктор, хочу вернуться в полк!..

Долго обсуждали — выпускать из госпиталя или нет. Наконец 28 апреля решили выписать с продолжением лечения при части. Радостный возвращался я с врачебной комиссии. То ли оттого, что кончилось нудное лечение, то ли оттого, что на улице вовсю разбушевалась весна, мне хотелось петь.

Третьего мая 1942 года я прибыл в Лычково. Здесь узнал, что наша часть расформирована. Командование и большинство летчиков переведены в 707-й ближнебомбардировочный полк. На базе нашего полка создана отдельная эскадрилья. Куда пойти: в эскадрилью или в полк? Командующий ВВС 1-й ударной армии разрешил мне выбрать место дальнейшей службы.

Вечером из эскадрильи за мной прилетел Николай Евтушенко. Вскоре сел самолет Виктора Емельянова из 707-го полка. Опять за мной! Вот ведь как: лети — не хочу! Но выбирать все-таки нужно. Куда? Решил с Виктором, в 707-й.

Встретили меня там тепло. Командовал полком наш майор Куликов, комиссаром был Коротков, секретарем партийной организации — политрук Жарков. Все свои. В полку помимо Емельянова оказались Ванюков, Супонин, Рубан, Скляренко и многие другие боевые друзья из прежнего полка.

Меня назначили в первую эскадрилью, в звено лейтенанта Ивана Даниловича Кочетова. Но к полетам пока не допускали.

К этому времени на нашем участке фронта произошли некоторые изменения.

Ценой огромных потерь фашистам удалось прорвать оборону наших войск и соединиться со своей окруженной демянской группировкой. Образовался узкий коридор, ставший единственной артерией, по которой шло снабжение гитлеровских частей.

Наше командование решило во что бы то ни стало ликвидировать этот, так называемый «рамушевский коридор». На земле и в воздухе шли упорные бои.

Летный состав 1-й эскадрильи (слева направо): В. А. Бедкин, Н. А. Шмелев, Б. И. Плоткин, Ю. Д. Сорокин, А. Д. Зайцев, В. Г. Тычков, И. Д. Кочетов

Несколько дней я встречал друзей, возвращавшихся утром с полетов, а вечером провожал их на задание. Ходил на командный пункт, бродил по аэродрому, по нескольку раз заходил беседовать с техниками. В общем, не знал, как убить время. Одно желание было у меня — летать. Как-то вечером, когда все самолеты ушли в воздух, я, прислонившись к углу дома, смотрел в направлении линии фронта.

В это время самолеты полка подходили к цели. Забегали по небу лучи прожекторов. От десятков крупнокалиберных пулеметов потянулись разноцветные нити к нашим У-2. По всему фронту перед летчиками встала огненная стена.

Долго наблюдал за этой картиной. Наши маленькие У-2 стали грозной силой. Не случайно враг сосредоточивает против них столько огня!

В середине ночи, когда в четвертый раз летчики подходили к цели, я не выдержал и пошел на КП.

— Товарищ командир! Больше не могу. Прошу разрешить летать! Не могу больше, понимаете, не могу!

Майор Куликов, не поняв моего состояния, резко ответил:

— Сержант Шмелев! Подлечитесь, а сейчас не мешайте! Не до вас!

Такой ответ обидел меня.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии