В лучах прожекторов

Завыли моторы. Над полосою закружился снежный туман. Оставляя за собой взвихренный снег, пара истребителей пошла на взлет. С короткого разбега «яки» легко оторвались от земли и, круто взмыв вверх, растаяли в предутренней дымке рассвета.

Я вырулил на старт, взлетел и тотчас же огляделся, разыскивая истребителей.

«Яки» с превышением неслись на меня справа. Я покачал крылом. Ведущий Конев ответил мне тем же. От этого дружеского приветствия на душе стало теплее.

«С таким сопровождением можно хоть к черту в зубы», — невольно подумал я и, взяв курс на запад, на высоте пятидесяти-ста метров полетел в сторону Ожедова, к своему аэродрому.

В плане Груздева мне отводилась довольно скромная роль.

— Как только «черные стрелы» за тобой погонятся, давай ракету! — инструктировал Груздев. — Больше от тебя ничего не требуется. Уноси подобру-поздорову ноги!

— А они прилетят? с недоверием спросил я.

— Можешь не сомневаться. На минуту не опоздают! У этих господ насчет шаблона служба поставлена, что надо, — авторитетно заверил Груздев.

— Хочу спросить, — снова не удержался я. — Если они огонь откроют, что мне делать? Сшибут ведь, гады, в два счета! Как чесанут — так и отвоевался! Ноздрачева-то с Мишиным сразу сбили.

Груздев засмеялся:

— Держись! Не подставляйся! Мы с Петром пропасть тебе не дадим! Да и сам не зевай, ты же комсомолец!

— Все ясно!

Чтобы удобнее было вести наблюдение вокруг, я все время менял направление и высоту полета. Самолет то резко снижался, делая при этом отворот влево, то с набором высоты разворачивался вправо. Ни на минуту не выпуская из поля зрения Конева и Груздева, я пристально следил за горизонтом.

Мутная полоса рассвета разлилась по небу широким пожарищем зари. Звезды погасли.

Чем ближе подлетал я к Ожедову, тем напряженней чувствовал себя. Местность внизу была знакома. Где-то неподалеку лежал аэродром, а там и зенитные батареи. Я знал, что с земли за мной следят десятки глаз. Радисты держали непрерывную связь с истребителями. Но все это почему-то не успокаивало. Возле Ожедова «яки» скрылись за облаками, и я почувствовал себя уязвимым со всех сторон. Настроение упало. Но делать нечего. Назвался груздем — полезай в кузов…

Вдруг со стороны линии фронта показались две точки. Они быстро росли. Через минуту, блеснув серебром, точки вытянулись в черточки. «Ну вот и „черные стрелы“ — тут как тут! — мелькнуло в голове. — Встретились!»

Не тратя времени, я выхватил ракетницу и выстрелил в направлении приближающихся «мессеров». В тот же момент резко убрал газ и перевел самолет с разворотом в глубокое скольжение.

Я не сомневался, что немцы заметили меня. Надо было скорее уходить под прикрытие зенитных батарей.

«Где Конев? Груздев где? Успеют ли прийти на помощь?»

Немцы действительно увидели мой У-2. Ведущий с ходу ввел свой самолет в левый разворот и со снижением пошел в атаку. Сжавшись в комок и всем телом ощущая наведенные мне в спину пулеметы, продолжал стремительно скользить к земле. Лихорадочно билось сердце. В висках стучало. Возле левой плоскости У-2 промелькнула огненная струя. Вторая прорезала крыло.

Меня обдало холодом: «Сейчас даст очередь по кабине — и крышка!»

Мучительно долго потянулись секунды. «Держись… ты ведь комсомолец», — вспомнил я слова Конева. Но враг почему-то прекратил огонь. Я оглянулся и застыл от изумления: ведущий «мессер», свалившись набок, камнем летел вниз. За «мессером», не прекращая огня, пикировал Конев. Я повернулся в другую сторону. Второй фашистский истребитель свечкой уходил ввысь. За ним, повиснув на хвосте, гнался Груздев.

Не верилось глазам. Я снова оглянулся назад. Все точно: один «мессер» сбит, второй вьюном уходит от преследования. Не помня себя от радости, я закричал:

— А, сволочи! Это вам не за мной гоняться! Бейте его, товарищ майор! Бейте! Это ему за Ноздрачева и Мишина! За всех нас!

Забыв на секунду обо всем, я чуть не врезался в деревья. Опомнившись, потянул ручку на себя, перевел самолет в горизонтальный полет. Теперь можно было не спешить. Передо мной в глубоком небе, как на экране, развертывался воздушный бой, и не досмотреть его до конца просто не было сил.

Обстановка в воздухе складывалась явно не в пользу врага. «Як» наседал. «Мессер» всячески изворачивался. Несколько секунд он продолжал свечкой лезть вверх. Но скорость его быстро гасла. Фашист, выбрав удобный момент, неожиданно перевел машину в вираж. Груздев устремился за ним. Не закончив виража, гитлеровец молниеносно положил самолет на обратный курс, а затем резко пошел на снижение. Груздев не ожидал такого маневра. Его истребитель оказался в стороне. Фашист немедленно воспользовался этим, на какой-то короткий момент оторвался от преследования, дал полный газ и стал быстро уходить на запад.

«Неужели вырвался?» — подумал я.

От досады мне стало не по себе. Но в этот момент на хвосте у фашистского самолета оказался Конев и дал длинную очередь.

«Мессершмитт» сразу же клюнул носом. Конев преследовал его, не прекращая огня.

— Так! Так его! — кричал я, видя, как из-под правой плоскости фашистского самолета вырвался клуб дыма.

Еще очередь!