В лабиринтах судьбы

… Вот Катя ещё школьница, в коротком платьице и белом фартучке, с букетом цветов семенит в школу к первому звонку. Её личико светится счастьем, тем самым, которое бывает только в беззаботном детстве, когда ребёнок полон ожиданий чего-то нового, незнакомого и неизведанного. А вот она уже в восьмом классе: с округлившимися коленками и проступающими сквозь сарафан, будто молодые грибочки под плотной хвоёй, маленькими грудками. Повзрослевшая и задумчивая. В то время их Сергей уже служил на флоте. Зардевшись от смущения, Катя, не единожды преодолевая страх, подходила к Ефросинье и интересовалась службой сына.

– Никак, втюрилась Катюха в нашего Сергея, – говорила Ефросинья мужу после каждого разговора с девушкой.

– Ну, что ж, дело-то молодое, заковыристое, пущай якшаются, – отвечал Степан, степенно подкручивая усы. – Девка неизбалованная, отец её культурный, грамотный, ничего дурного не преподаст. К тому же, и лицом, и телом она баская, тут уж супротив неё ничего не скажешь.

И как всё круто поменялось, когда народ вдруг узнал правду о Гайворонском. Мнение стариков о девушке изменилось на сто восемьдесят градусов.

«Если отец смог жить столько лет двойной жизнью, маскируясь под другой фамилией, – рассуждала Ефросинья, – то почему бы и дочери не унаследовать его черты?»

И она невзлюбила Катерину, стараясь всячески оградить сына от дочери предателя.

… – Как думаешь, что наш Серёга будет делать, когда вернётся с войны? – начал разговор Степан после длительной паузы.

– Кто ж его знает, что он удумает на этот раз? Может, побывает в отпуске и улетит куда-нибудь на край света.

– Почто так думаешь?

– А тут и думать нечего. У него теперь судьба военного. Из армии его так просто не отпустят. Турнут куда подальше, заставят обучать необстрелянных.

– Да-а, долгонько, знать-то, придётся нам с тобой его ждать, – с грустью произнёс старик.

– Я, Стёпа, согласна ждать его до скончания века, лишь бы вернулся он с этой окаянной войны живым и невредимым.

Ефросинья тяжело вздохнула и заворочалась в постели. Её кровать, являясь чуть ли не ровесницей ей самой, жалобно проскрипела под хозяйкой.

– Хоть бы смазал кровать-то, что ли, – проворчала она. – Который год уж стонет, а ты будто и не слышишь.

– Как же я её смажу? В ней, окромя сетки, и нет ничего. А скрипит она от того, что сетка панцирная, трутся пружины промеж собой, тут уж никуда не денешься. Конструкция такая.

– Констру-укция, – язвительно передразнила мужа Ефросинья. – Лень твоя виновата, а не конструкция. – У тебя-то она, что, другая? Почему не скрипит? – не унималась супруга.

Степан чертыхнулся недовольно, но промолчал, не найдя подходящих слов в своё оправдание.

– Ладно, посмотрю завтра, – спустя некоторое время с неохотой пообещал он жене. – Может, чего и придумаю.

Долго лежали молча. Обоим не спалось.

– А ведь не вернётся Серёга в посёлок, даже если со службы уйдёт. Не вернётся, не захочет он видеть жену-изменницу.

Поразмыслив о чём-то, добавил:

– Зря мы, Фрося, отвернулись от молодых пять годков назад.

– Не пять, а шесть. С памятью совсем плохо стало?

– Зря, – старик пропустил мимо ушей замечание жены. – Была бы Катька под присмотром у нас, хаживала бы в гости с Анюткой. Тогда бы никакой Игорь не приклеился, и не смог бы охмурить её.

– Тю-ю, знаток бабьих душ! Сколько лет тебе уже стукнуло, а всё ещё наивным остался. Катька-то изменяла Серёге не в своём доме, не на своих перинах принимала его, а делала всё это на работе, в тайге. Если уж на то пошло, то знай: баба коли не захочет, никакой красавец на неё не заскочит. Сама она, сама захотела с этим приезжим развратничать. Никто её силой под него не подкладывал.

– Это правда, – согласился Степан. – Одного не пойму: почто она за этим мастером не поехала? Говорят, звал ведь её с собой.

– Звал, как же. Проходимец он, этот Небаскин. Обманул и исчез. – В голосе Ефросиньи прозвучали нотки сожаления.

– А мне сдаётся, казнит она себя за содеянное. Надеется на прощение.

– Ну и пусть себе надеется. Сергей всё равно не простит. Не такой он у нас.

– Да уж, здесь ты права. Серёга измены не прощает. Вспомни, сколько бывших друзей он оттолкнул от себя? Со всеми расстался без сожаления, кто предал его, либо однажды покривил душой.