В лабиринтах судьбы

«Салабоны, твою мать! Насмотрелись боевиков, стрелять от пупа вздумали, засранцы»! Внутри у Жигарёва кипела злость и бессилие.

«Вот тебе, Серега, и первая кровь. Она на твоей совести», – пришла внезапная мысль.

И тут в спину моджахедам ударил Суванкулов. Раздался чей-то испуганный вопль, без промедления застучали автоматы «духов». Приподнявшийся сержант Радомский, готовясь к перебежке, издал глухой стон и тяжело завалился набок. Рядом кто-то матерно выругался. Грязные «пакистанки» заметались у холма в замешательстве и снова побежали к позиции Жигарёва. В поле зрения появился гранатомётчик. Сергей выловил в перекрестье прицела его фигуру в халате, потянул пальцем спусковой крючок. Силуэт дёрнулся и упал. Выручил подбежавший Даничкин. Он швырнул в бегущих одну за другой две гранаты. Остальные «духи», забрав резко в сторону ущелья, стали поспешно отходить. Подошёл Суванкулов с бойцами.

– У тебя потери, Меченый?

– Да, – хриплым голосом зло отозвался Жигарёв. – Попёрли, как в боевике, в полный рост. Кричал им, засранцам, залечь – не услышали. Шерстобитов убит, Катаев и Радомский тяжело ранены.

– Ладно, Меченый, сопли распускать некогда. Сматываться надо. «Духи» здесь не все были, чует моё сердце. Мы с тобой обложились, причём очень жидко: не смогли отличить дозор от основной группы. Ухватились за наживку и сели на крючок. Ну да хрен с ним, первый блин всегда комом.

– Трофимов! – обратился он к радисту. – Свяжись с ротой!

– Есть, товарищ старший лейтенант! Я мигом!

Через несколько минут Философ говорил с Обориным. После разговора отдал наушники радисту.

– У нас, узбеков, не принято ругаться матерными словами. Но сейчас мне хочется нарушить обычай предков.

– Что? – не дожидаясь окончания замысловатой речи, спросил Даничкин. – Вертушки не придут?

– Придут… с запозданием.

– Тьфу, твою мать! – выругался прапорщик. – Солдат кровью истекает, моджахеды вот-вот вернутся, ты сказал ротному об этом?

– Сказал, Удача, сказал, разве не слышал? Вертушки на подлёте.

– Так отчего тебе хочется ругаться по-русски?

– Мы – разведчики или санитары?

– Выражайся яснее.

– Ротный передал просьбу пехоты.

– Ну?

– Спуститься вниз и обшарить сгоревшие машины. Забрать обгоревших водил.

– Ну, ротный, ну, Оборин! – возмутился Даничкин.

– Он сказал всё правильно, – промолвил Жигарёв. – Там тоже могут быть раненые и трупы. Моджахеды вернутся – надругаются. Этого допустить нельзя. Пошли.

– Машины сгорели, все видели, живых мы там не найдём, – пытался убедить Костя.

Спорить не стали, спустились вниз, к дороге. Подобрали обгоревших водителей, все трое успели в последний момент выпрыгнуть из кабины, но в живых остался только один. Он сильно обгорел и находился в бессознательном состоянии, бредил. Двое других были мертвы.

Подошли вертушки. Разведчики загрузили раненых и убитых, забросили трофейное оружие и взмыли в воздух. Посадку совершили в ближайшей медсанчасти пехотного полка, сдали печальный груз медикам.

Прибыли в роту, доложили о результатах проведённой операции. Оборин выслушал, помрачнел.

– Не знаю, как и докладывать. Задача, по сути, не выполнена, провалена. Купились на лёгкий успех.

Капитан заходил по палатке.

– Виноват во всём я, – не удержался Жигарёв. – Философ был далеко, решение атаковать принимал я.

– Чего ты добиваешься? – с раздражением спросил ротный. – Совесть мучает, душа требует наказания?

– Но задача-то не выполнена, «духи» ушли…

– Это война, Жигарёв. И сегодня был твой первый настоящий бой. Испытание ты выдержал и не береди свою душу. Она должна здесь зачерстветь, иначе воевать грамотно ты просто не сможешь.

– Правильно вы сказали, товарищ капитан, – как всегда, не сдержавшись, встрял Даничкин. Справедливость для него была превыше всего. – Чья тут вина, если душманов оказалась прорва? Я уверен, что мы напоролись на них совершенно случайно. Не поверю, чтобы на безоружную колонну бензовозов следовало нападать такой толпой. Здесь что-то не так.

– Прав, Удача, товарищ капитан. Там, несомненно, готовилась другая засада или формировался караван, но мы им помешали, – высказал предположение Философ.

– Ладно, доложу как-нибудь. Ночь впереди, есть время подумать. Но «духов» мы должны уничтожить в этом месте всё равно. Для самоутверждения, если хотите. А ты, Меченый, возьмёшь завтра мой «уазик» и смотаешься в медсанчасть. Навестишь Радомского и Катаева, Шерстобитова отгрузишь в Кабул. Уловил?

– Нет.

– Что тебе непонятно?

– Я ни разу не занимался отправкой «груза – 200».

– Ах, вон оно что! Поясню. Шерстобитова заактируешь и отправишь на «консервный заводик».

– Куда… отправить? – переспросил Сергей.

– Ну…, туда, где твоего Шерстобитова в цинк запаяют, – мрачно пояснил Оборин. – Вообще-то, это дело медиков, но мы контролируем отправку всех наших «грузов – 200». Нередко бойцы теряются, исчезают бесследно.

Капитан стиснул челюсти, на щеках выступили желваки.

– Понимаешь, Сергей, я поклялся себе однажды, что все погибшие из моей роты в обязательном порядке будут доставлены родственникам. Без вести пропавших солдат в моей роте не будет никогда.