В краю лесов

Въехав в лес, он поскакал по дороге, извивающейся между деревьями; ее глубокие колеи в мягком лиственном покрове были проложены фургонами лесорубов, изъездившими лес вдоль и поперек в поисках новых мест вырубки; скоро Мелбери различил впереди себя, в том месте, где дорога огибала высокий каштан, круп своего коня. Он натянул поводья, надеясь догнать Фитцпирса; Любимая прибавила шаг.

Приблизившись, Мелбери увидел, что конь без седока. Почуяв хозяина, Блоссом радостно махнул хвостом и галопом поскакал в сторону дома. "Что-то, видно, произошло", - подумал лесоторговец. Доехав до каштана, он спешился, осмотрелся и в двух шагах от тропы увидел лежащего на земле Фитцпирса.

- Помогите, помогите! - воскликнул тот, почувствовав прикосновение чьей-то руки. - Меня сбросила моя лошадь... но, к счастью, я, кажется, несильно ушибся.

Поскольку Мелбери не мог при таких обстоятельствах прочитать зятю приготовленной нотации, а дружеское сочувствие считал лицемерием, он почел за лучшее совсем не разговаривать. Молча приподняв Фитцпирса, он осмотрел его: тот был слегка оглушен падением и испуган, но цел и невредим. Падение его было легко объяснимо. Фитцпирс думал, что возвращается домой на Любимой, известной кротостью нрава, тогда как под ним был торопившийся в конюшню молодой, резвый конь.

Мелбери был путешественник старой закалки: он только что вернулся из Шотсфорд-форума и карман его все еще оттопыривала дорожная фляга с ромом, которую он всегда брал с собой в поездки, превышающие десять миль, хотя почти никогда к ней не прикладывался. Он влил в рот Фитцпирса немного рому, и тот мгновенно очнулся. Мелбери поднял его на ноги, не зная, что делать дальше: Фитцпирс не мог пройти и двух шагов, а вторая лошадь была далеко.

С большим трудом удалось ему взгромоздить зятя на круп Любимой, сам он сел позади, обхватив туловище Фитцпирса одной рукой. Любимая, имея широкий круп, прямую спину и высокую холку, могла нести двоих, идя небыстрым шагом, по крайней мере, до Хинтока.

ГЛАВА XXXV

Любимая шла мерным, осторожным шагом через рощу, где недавно работал Уинтерборн; орешник остался позади, начался дубняк, где земля суше и жестче, скоро въехали в Маршкомскую долину, глухую и темную, заросшую высоким кустарником: место, по слухам, нечистое.

К Фитцпирсу постепенно вернулись силы. Но у него с утра маковой росинки во рту не было: завтракал он рано и наспех, еще в Лондоне, а из дому уехал, не дождавшись ужина, - так его встревожило состояние Фелис; по этой причине старый ром, которым попотчевал его Мелбери, ударил ему в голову, и язык его развязался: Фитцпирс принялся бессвязно жаловаться на судьбу, не подозревая, чья рука вызволила его из беды, да и теперь еще поддерживала.

- Я сегодня проделал немалый путь... вернулся из Лондона, - начал он. Вот где общаешься с равными себе. Я ведь живу здесь, в Хинтоке, нет, даже в Малом Хинтоке! И меня тут ни в грош не ставят. На расстоянии десяти миль от Хинтока нет ни одной души, которая бы понимала меня... ни одной... Скажу тебе, отец, не хвалясь, не знаю, как звать тебя, - я человек высокообразованный. Знаю несколько языков. Знаменитые поэты - мои друзья. Проскачи хоть пятьдесят миль, не встретишь ни одного, кто бы прочитал столько ученых книг, сколько прочитал я... Так что во всем Уэссексе никто не может сравниться со мной по учености... А я должен прозябать в обществе каких-то торговцев в этой жалкой дыре, в Хинтоке!

- Ну и ну, - поразился Мелбери.

Прервав свои излияния, Фитцпирс с решительностью пьяного выпрямился, резко откинувшись назад - до этой минуты он, согнувшись, полулежал на спине лошади - и с такой силой толкнул Мелбери в грудь, что тот едва не выпустил поводья.

- Здесь мне цены не знают, - воскликнул доктор; и прибавил, смягчая голос, - все, кроме одной. Восторженная душа и прелестная женщина: умна, прекрасна, добра и притом богата. Послушай, старик, очень уж ты своими когтями впился в мой бок. А когти твои что у орла, который терзал печень Про... Пру... ну того на горе Кавказа... Нет, никто здесь меня не ценит, говорю тебе, кроме нее!.. Господи! Какой я несчастный человек! Она была бы моей, она стала бы носить мое имя. Но, увы, этому не бывать! Я женился на неровне. Так унизиться! И как же горько я теперь раскаиваюсь.

Положение Мелбери, физическое и моральное, становилось довольно-таки затруднительным. Объясняться с Фитцпирсом было сейчас бесполезно, - падение и ром произвели некоторую сумятицу в его голове. И Мелбери ехал молча, держа своего спутника твердой, но отнюдь не сострадательной рукой.