В краю лесов

- Повинуясь непреодолимому желанию снять со своей души бремя, я рассказала вам то, что всякий человек в здравом уме хранил бы в глубочайшей тайне до самой смерти, - сказала она. - Сделанного не воротишь. Предадим все забвению или вы объявите мне войну?

- Предадим забвению, разумеется, - проговорила Грейс горестно. - Разве может бороться с вами такое несчастное и беспомощное существо, как я?

- Я сделаю все, чтобы больше не видеть его. Я его рабыня, но я все-таки постараюсь.

У Грейс было доброе сердце, но тут она не преминула уколоть соперницу.

- Не надо так убиваться, - сказала она, не тая презрения. - Можете видеться с ним сколько угодно, я позволяю вам.

Если бы признание Фелис не ужаснуло ее чудовищностью греха, а больно ранило, она не стала бы говорить этих слов; но любви к Фитцпирсу уже почти не было в ее сердце.

Они расстались, и Грейс в глубокой задумчивости побрела домой. Проходя мимо хижины Марти, она увидела в окно, что девушка что-то пишет за столом; это необычное для Марти занятие удивило Грейс, и она спросила себя, кому и о чем Марти может писать. По дороге ей попались люди, посланные Мелбери на поиски дочери, а дома она застала настоящий переполох. Она объяснила, что заблудилась в лесу, и ее унылый вид был приписан усталости.

Если бы она знала, что писала Марти, изумлению ее не было бы границ.

Слухи о миссис Чармонд и докторе, взволновавшие добрых хинтокцев, дошли наконец и до Марти; и она сочиняла письмо Фитцпирсу, в котором объясняла ему, что большая часть роскошной косы миссис Чармонд принадлежит автору письма, а не той, чью голову коса украшает. Это был единственный козырь Марти, и она пошла им, не имея понятия об ухищрениях моды и веря в простоте душевной, что подобное открытие может нанести смертельный удар любви мужчины.

ГЛАВА XXXIV

Фитцпирс возвращался из Лондона в начале апреля, несколько дней спустя после ночного разговора Грейс с миссис Чармонд. Он подъезжал к Хинтоку в карете, которую нанял в Шертон-Аббасе. Взгляд у него был невеселый, черты брюзгливого лица выражали беспокойство. Он производил впечатление человека, считающего свое появление на свет не такой уж большой удачей.

Положение его было и впрямь незавидное, но ему с его впечатлительностью оно казалось безвыходным. Его практика последнее время все уменьшалась и теперь грозила сойти на нет. Старый доктор Джонс беззастенчиво перехватывал пациентов у самой его двери. Фитцпирс хорошо знал главную причину своей непопулярности, но так уж противоречиво устроен человек, что источником еще одной заботы Фитцпирса было как раз лекарство от первой: а именно письмо Фелис Чармонд, в котором она умоляла его больше не приходить к ней и писала еще, что решила немедленно покинуть Хинток и уехать в Италию, чтобы расстаться с Фитцпирсом навсегда.

Начало апреля было той скучной порой для жителя лесного края, когда зимняя рубка леса пришла к концу, а заготовка коры еще не начиналась; эта бездеятельная пора совпадала со временем наибольшей активности в жизни самого леса: внутри каждого куста, каждого дерева соки с такой силой устремлялись вверх, точно кто-то качал их гидравлическим насосом.

Уинтерборн окончил работу, и роща с ореховым подлеском была пустынна. Смеркалось; деревья стояли голые и притихшие - соловьям петь еще через две недели. "Отец месяцев" - апрель - был в самой своей неприглядной поре: изголодавшийся, тощий и скрюченный, он то и дело мелькал среди голых ветвей, составляя компанию Фитцпирсу.

Вернувшись домой, Фитцпирс прошел прямо в гостиную жены. В ней было пусто, камин не топлен. Он не писал о дне приезда, однако очень изумился, увидев, что его не ждут.

Спустившись на половину тестя и спросив у миссис Мелбери, где Грейс, он, к еще большему удивлению, узнал, что она уехала три дня назад навестить подругу в Шотсфорд-форум. А сегодня утром пришло известие, что Грейс сильно занемогла, и Мелбери тотчас отправился за дочерью.

Фитцпирс пошел на свою половину; маленькая гостиная, в тот вечер освещенная единственной свечой, не стала уютнее с появлением бабушки Оливер; бросив охапку дров в камин, она стала выгребать золу, греметь щипцами и кочергой, стараясь, видно, как-нибудь скрасить одиночество вернувшегося хозяина. Фитцпирс, не подозревавший о признании, сделанном в лесу, подумал, что Грейс должна быть более внимательна и посвящать мужа в свои планы, а не бросать дом когда вздумается. Он подошел к окну - шторы еще не были спущены - и рассеянно поглядел на узкий серп убывающей луны, потом на дым, встающий над крышей домика Сьюк Дэмсон; молодая женщина в этот час обычно разжигала очаг, чтобы приготовить ужин.

Вдруг снаружи до него долетел разговор. Кто-то из дворни, остановив проходивших мимо дровосеков, громко рассказывал, перегнувшись через забор, последние деревенские новости; ухо доктора уловило имя миссис Чармонд.

- Бабушка, не греми так сильно решеткой, - сказал Фитцпирс и раскрыл окно.

Бабушка Оливер, стоя на коленях, выпрямилась с поленом в руках и укоризненно глянула в спину хозяина.