В книжной лавке, у которой нет названия (СИ)

Комбеферр, Фейи и Жеан смотрели на Анжольраса, который только хмыкнул и кивнул, но ничего не сказал. Он повернулся к ним спиной и опять взял книгу, на этот раз довольно заметив, что она была о Великой Французской Революции. Но через мгновение он увидел на страницах веселые карикатуры и призывы Неподкупного к немедленному гильотинированию. Глубоко вздохнув, Анжольрас продолжил листать.

Грантер не слушал, о чем там болтали Фейи, Курфейрак и прочие, он просто усердно пытался откупорить бутылку вина, как вдруг услышал, что хипстер радостно завопил.

- Ну, что опять? - устало спросил художник, зубами вытягивая пробку.

- Я говорю, мсье, что у вас мы сможем проводить свои собрания политического клуба.

- Якобинцев, - тихо добавил Грантер, с блаженством глотнув вина с горлышка, а потом резко подавился и закашлялся. – Что вы собрались делать?! Тут?

Жеан вручил комиксы Курфейраку и подошел к Грантеру, тихо зашептав ему на ухо:

- Они приведут новых людей, Эр, можно собрать столько денег на проект по закупке тех курток для бездомных. К тому же, - он не дал Грантеру довозмущаться, - скажем, чтобы приносили еду на собрания.

Грантер посмотрел сначала на Прувера, потом на Курфейрака с щенячьим взглядом, а дальше на Комбеферра с задумчивым выражением лица.

- Фейи?

Тот развел руками, говоря, что он только “за”, поболтать с интересными людьми всегда хорошо.

- Предатели. Вы все дезертиры, и лететь вашим головам под радостные звуки Национальной Бритвы. Обещаю, я соберу портативную у нас дома, - он обреченно махнул рукой и опять потянулся к бутылке, пока Курфейрак радостно затанцевал.

Минут через сорок новоиспеченные друзья Феий и Прувера собрались уходить, так как их «окно» заканчивалось. К Грантеру подошел Анжольрас и положил книгу про Революцию на стол.

Художник посмотрел на книгу, а потом в лицо светловолосого парня.

- Я беру. Сколько с меня?

- Сорок евро, - сразу же ответил художник с насмешкой в голосе.

Анжольрас тарабанил пальцем по столешнице, ожидая чего-то.

- Я же взял ее с полки Буккроссинга.

Грантер кивнул и уперся подбородком на сцепленные в замок ладони.

- А вы знаете, как эта штука работает? Вы мне должны книгу взамен, а не деньги.

Анжольрас чуть помедлил, но потом кивнул.

- Я занесу вам в четверг, идёт?

Художник пожал плечами и кивнул. Анжольрас же протянул ему руку для пожатия. Его пальцы оказались длинными и изящными. Грантер с удивлением ответил на рукопожатие, чуть сжав эти пальцы.

Когда они все ушли, Прувер с телефоном в руках развалился на диване и начал что-то печатать.

- Серьезно, Жеан? На тебя напало вдохновение от этого Курфейрака? – спросил Грантер, сжав ладонь, которой коснулся Анжольрас.

Поэт покачал головой.

- Я смс пишу.

- Оу, я понял, - Грантер сел на стул и начал быстро искать кусок бумаги - нужно было срочно перенести черты лица светловолосого зануды.

Фейи похлопал его по плечу, когда прошел рядом, потому что люди вдохновляли Грантера очень редко.

========== Моя трагедия комедий балаганных смешней ==========

Как ни странно, но несмотря на все заявления, что бумажная эра журналов, газет и книг стоит на пороге своего конца, в парижских супермаркетах и небольших лавках вдоль Сены до сих пор продают все возможные информационные издания от желтой прессы до глянцевых номеров Vogue.

Эпонина Тенардье стояла в торговом зале Carrefour и читала критическую статью о нападении на редакцию Шарли Эбдо. Карие глаза рассматривали дерзкие карикатуры, в которых так смело бросали вызов «невинным мусульманам».

Поправляя сползающую с плеча сумку, Эпонина вспомнила, как Грантер со свойственной ему любовью к бестолковым рассуждениям говорил о том, чем аукнулась политика мультикультурализма Европейского Союза. С одной стороны, движимые духом Конституции, которую написали депутаты Конвента во время Революции, - тут Прувер, сидящий рядом, изобразил процесс отделение головы от тела с помощью гильотины - провозгласили свободу и равенство. Теперь, в ХХI веке, действительно была свобода во многом, правительство Франции лояльно относилось к своим гражданам, даря свободу слова, свободу любви и даже религии, а ко всему прочему обкладывая налогами только действительно богатых индивидов. Но, тут художник развернул газету, в которой была большая фотография разгромленной редакции карикатуристов, свободу истолковывают по-разному. Приезжие европейцы – это одно, у них хотя бы менталитет приблизительно одинаковый. Но вот арабы, которые по полной программе использовали открытые границы многокультурной Франции, поставили свою идеологию выше страны, которая их приютила.

“Грантер, безусловно, прав”, подумала Тенардье, листая газету, но редакция Шарли и впрямь немного резковато изобразила арабских сыновей и их Мухаммеда. Хотя это, так сказать, - накипело, ведь как может Франция покориться и встать на колени вместе с людьми в парандже, когда наступил очередной час молитвы Аллаху?